. . .— Ну вот, а то — че, да как?… Держи артиллерию, братан! — довольно заурчал прапор и протянул мне ружье с патронташем. — Жаканы — хакасские, на слона ходить можно! А ты не ссы, не нам валить мишу. Майора Рамазанова из пятого полка знаешь? У него дареный карабин «Барс» с оптикой еще? Ну так он и будет валить — дырка маленькая нужна. А мы так, группа поддержки.

. . .Короче, сказано — сделано. В три часа ночи мы уже тряслись в брезентовом тенте газона-66 и вовсю грелись спиртягой. Проблема медведепромысла собрала нас в небольшой, но очень пьяный и злой отрядик, где никто никого почти не знал. Зато Жека знал всех, даже этих хакасских аборигенов, которые в слове «х…й» три ошибки делают. Их было двое — дед, весь сморщенный как хер Тутанхамона и его сынок, в полста лет. Да еще этот майор с лицом конченого пропойцы в двенадцатом колене. Пили все. И пили всю дорогу. Майор так нахерачился, что мог влегкую по дурке кому-нибудь девять граммов в организме на хранение оставить. Поэтому мы с Жекой его страховали от этого легкомысленного шага.

. . .Наконец нас в последний раз тряхнуло тормозами и наступила тишина… Бл…я, прокляли мы с Жекой всех медведей, когда перли через сугробы этого медвежьего терминатора с его п…здатым карабином! Финал похода старый хакас обозначил часа через два, когда спирт уже нахер весь ушел вместе с потом. Здесь дедок приказал жестами всем захлопнуть пасти и стал рубить длинную жердь. Потом взобрался на какой-то бугор и начал опускать этот дрын в дырку на вершине. Интуитивно я понял, что это и есть мишкин домик, где он всю зиму лапу миньетит. Почему-то стало сильно нехорошо в кишках и очень притопило на посрать. Жека тоже поддался измене и спрятался за кедр.

. . .Старый пенек слез с бугра и на ломаном русском показал нам, где залечь, чтобы миха не унюхал. А этому киллеру объяснил тему так:
. . .— Твоя стоять тут. Моя палкой хозяин будить. Хозяин вставать на тибя. Лапы поднимать. Твоя — в сердце — пух! Стрелять! Якши?
. . .— Та хулей  там, давай, дед! Тыкай мудака этово! Не ссы… — оскалился майор и закатил на ватнике рукава, передернув затвор. Ноги расставил – ну, бля, Рембо!

. . .Мы с Жекой залегли сзади, тоже зарядив свои самопалы. Тут дедуган и шмыгнул на бугор. Да как начал дрочить михуила своим дрыном! Че тут началось! Рев из-под земли прямо-таки нешутейный пошел. Потом – фонтан снега, палок, бревен!!!! Дед по воздуху летать отправился. А перед нами… е-е-еб..ть!!! Метра три сплошных разъяренных мышц и шерсти дыбом! А клычары… Вонища, бл… Пар кругом, рев!

. . .Майор присел от усеру, потом как заорет! И нет, чтобы молча нажать курок, мудила. Он резво так перекинул карабин, схватил его за ствол, да как пизд..нет с размаху михуила по пене на еб..льнике!!!

. . .Оптика — нах..й в осколки, приклад — в щепки! Миха — в состояние грогги. Не каждую весну приходом таким будили, видать… Тут майор как заорет — и на кедрач полез! Да не полез — побежал по вертикальному стволу!!! Куды там бабуинам! Кедрач, бл.., за три дня вокруг хер обсерешь, такой толстый, а он — бегом по стволу! Да на самый верх!

. . .Вот здесь миша и очухался. Прыжком он выскочил из своей ямы — и до кедрача! Но догонять обидчика сразу не стал. Со страшным рычанием зверюга начал рвать в клочья зубами и когтями ствол невинного дерева. Видать, раздрачивал себя перед решающей схваткой с глумилой, позорно слинявшим.

. . .— П-п-пизд..ц нам… Уебуем отсюда, Олег…. Кр-р-ранты, бля… - заикаясь прошелестел возле моего уха перепуганный Жека и стал нагребать на голову снег, пытаясь зарыться в планету. Умник, нах! Х..й ты от миши съебешься в тайге. Он тут быстрее курьерского шмаляет по кустам. Вот тут я в полной мере осознал, что называют люди словом простым и понятным – «ПОЛНЫЙ ПИЗД..Ц»… Мы ж на очереди…

. . .А между тем зверь продолжал тиранить кедрач. Вдруг откуда-то сверху послышался такой силы крик, что истребительский форсаж по сравнению с ним — шлепок детской какашки. Этот нелюдской звук вдруг материализовался в летящего посреди шишек и веток майора Рамазанова. Со всего размаху он как тунгусский метеорит въеб..лся в мишину хребтину и затих. А мишаня, оху..в от такого удара, упал мордой в снег. Издав душераздирающий вопль, зверюга что есть силы рванул вглубь таежных зарослей, не разбирая дороги и светофоров. Мы с Жекой не могли поверить своему спасению… — Лады, пошли смотреть этого Маресьева, — первый вышел из ступора прапор и выполз из нашего редута.

. . .Майор Рамазанов представлял собой сидячую и синюю от страха мумию, которая изо всех сил двумя руками сжимала тонкую кедровую ветку с одинокой шишкой. Рот героя был неестественно открыт и почему-то не парил на морозе. Глаза… Ну просто как от застрявшего в жопе «Стингера»! Пульс еле трепетал в окаменевшем теле.
. . .— Ну, пид..р, тащи теперь его в обратку по сугробам.- зарычал Жека.
. . .— Жек, к Пинцету его надобно. Он же весь — сплошная судорога, бл.., — услышал я наконец и свой хриплый голос, — А где старый пердун?
. . .Пердун быстро нашелся. Целый и невредимый. Только метров через десять. Сидел себе и закуривал. И сынок его подошел с остатками Рамазановского карабина. Короче, киллерская команда в сборе, нах! Срубили волокушу и потянули этого блядск..го Рембу к машине…

. . .Всю дорогу молчали, аж не по себе стало. Как на похоронах. В городке притащили майора с веткой и шишкой к эскулапам, да там и оставили. Долго ржали хирурги над пациентом, но ветку вырвали. А мы пошли с Жекой в общагу. Сели за стол, разлили спирт по стаканам. Глянули друг на друга… Да как заржем в две глотки!!! Пизд..ть не буду — первый раз натурально я тогда уссался в свои ватные казенные штаны. От смеха.