Детей в детдом — за долги по коммунальным платежам

Ювенальная юстиция в действии: в Петербурге из-за бедности мать разлучили с детьми…

Городской суд Петербурга вчера счёл обоснованным и оставил без изменения решение Колпинского суда, касающееся родительских прав Веры Камкиной. Как сообщили «БалтИнфо» в пресс-службе уполномоченного по правам ребенка Санкт-Петербурга, адвокаты Камкиной подали кассационную жалобу, усмотрев процессуальные нарушения. Однако, коллегия судей городского суда посчитала, что суть дела от этого не меняется. В.Камкина не может самостоятельно содержать четырех детей.

Напомним, что 5 мая Колпинский районный суд Петербурга ограничил на полгода в родительских правах многодетную мать из-за ненадлежащего ухода за своими четырьмя детьми. Согласно вынесенному решению в течение полугода дети Камкиной будут содержаться в детском доме, а мать сможет их посещать. При этом  она обязана выплачивать алименты в детдом в размер 50% от своей зарплаты. Через полгода Вера Камкина должна будет подать заявление в суд на снятие ограничения в родительских правах. Если у органов опеки не будет претензий, то ей вернут детей.

Четверых детей – тринадцатилетнюю Дарью, девятилетнего Руслана, пятилетнюю Лизу и двухлетнюю Ларису – петербурженка вынуждена воспитывать одна. Как она рассказала в открытом письме, опубликованном на сайте организации «Комитет за гражданские права», она потеряла мать, затем у нее умер муж, и материально ей помогают только родственники и благотворительные организации. Сама женщина не может выйти на работу, так как сидит с младшей дочерью. За это время накопились долги по квартплате, которые составили более 140 тыс. рублей.

Петербурженка признается, что она находится сейчас в сложном материальном положении. «Конечно, моя семья, мои четверо детей и я, живем крайне бедно», – замечает она.

Однако Вера Камкина убеждена, что это не повод лишать ее родительских прав, так как она хорошая мать и вполне может самостоятельно справиться с воспитанием собственных детей. «Я не пью, я не курю, я не наркоманка», – рассказала она.

По ее словам, сотрудники органов опеки насильно отобрали детей, поместив их, в инфекционное отделение детской больницы N 22.

«Теперь мне угрожают, что моих детей отберут, потому что нашими жилищными условиями является одна комната в коммунальной квартире площадью 18 кв. метров. Утверждают, что нет спальных мест, а вот в детском доме, в доме ребенка этих спальных мест много», – сообщила она.

Этим вопросом занялась уполномоченная по правам ребенка в Петербурге Светлана Агапитова, главная «ювенальщица» Санкт-Петербурга.

С Камкиной также встретился уполномоченный при Президенте России по правам ребёнка Павел Астахов. Он заявил, что женщине необходимо оставить детей, но ограничить в родительских правах. Омбудсмен подарил петербурженке швейную машинку, чтобы она начала шить и тем самым зарабатывала деньги.

Русская линия  источник

СОЦИАЛЬНЫЙ АБОРТ ИЛИ БУКА НА ОХОТЕ

В предверии ювенальной юстиции

!!!

Еще несколько лет назад моя дочь боялась — хотя и с тайным восторгом — «серого волчка» и «буку». Теперь Дарье десять. Про «серого волчка» поет котенку, в Деда Мороза не верит, к домовому и лешим только начала присматриваться... Дверь чужим не открывает, с неизвестными на улице не разговаривает, в лифт с незнакомым не сядет... Впрочем, это не страх, а элементарные правила безопасности ребенка. Десять лет — отчаянный возраст. В это время дети ничего не боятся.
Моя дочь боится лишь одного — «комиссии».

А еще больше «комиссии» боюсь я. И не удивительно. «Они ничего не сделают», «как придут, так и уйдут», «не бери в голову» — худо-бедно мне почти удалось успокоить ребенка, но меня-то кто успокоит? Страх топчется на сердце, и я хорошо понимаю — с любителем «мягких бочков» «сереньким волчком» можно договорится, «бука» сама сбежит от крапивы и чая с медом, но вот «комиссия»... Как в известном историческом анекдоте, они ходят тройками — три дамы, иногда с охраной — милиционером, совсем мальчиком, на лице которого можно заметить вполне человеческие растерянность и неловкость. А вот в самой комиссии ничего человеческого нет, только похвальная уверенность в собственной непогрешимости. Возможно, я пристрастна. Но они уже изрядно достали за последние два года...
Едва попав в мой дом, одна устремляется на кухню — ее «дело» содержимое холодильника, вторая — в комнату, оценивать кровати, шкаф, полки, письменный стол, третья занимает меня «светской беседой»: «дочка не болеет?», «а как она учится?», «а вы с ней справляетесь?», «а вы сами не болеете?», «может, вам нужна помощь?» и т.д. Потом заглянут в санузел, досмотрят книги, Дашкины тетрадки... Через двадцать минут, одарив меня улыбками и очередными ЦУ, они наконец исчезнут, пообещав вернуться. Обещанное будет исполнено... Особую активность они проявляют осенью (в октябре, например, заглядывали каждые две недели) и весной. Зимой и летом у нас поспокойней... Никакие ордера им не нужны, легитимности им придает «святость дела», они представляют собой «Комитет по правам несовершеннолетних», «Комитет по делам опеки», защиту чего-то там, патронажную систему, «Детский реабилитационный центр»... Даже известная контора позавидует их правам и возможностям.
Два года назад, в самом начале этого кошмара, первое явление «милых теть» показалось мне нелепым розыгрышем, какой-то ошибкой... Даже когда они устроили опрос соседей на предмет благонадежности (?) и социального поведения (!!!) моей персоны мне было смешно... Было смешно, когда они пришли в школу, опрашивать классного руководителя... в поликлинику... Придраться было не к чему (а то к чему было, вроде моих некоторых творческих и околополитических интересов, — того они не знали) и я была уверена — быстро отстанут. Но потом всё повторилось во второй раз, в третий... В третий раз они поймали меня в разгар: а) ремонта; б) моей простуды... Коротко говоря, тут же «на меня поехал танк». Был составлен протокол, где помимо прочего было сказано: «сдвинутый шкаф, покрашенные стены и книги, выложенные на письменный стол (что является нарушением рабочего места ребенка) мать объяснила ремонтом, расправленную постель своей простудой…» и т.д. Копию протокола мне, кстати, не выдали, зато выдали «повестку с требованием явится на заседание» по моему вопросу и радостно пообещали направить запрос в школу, результат которого (то бишь характеристику на Дашку) также рассмотрят на заседании. А пока (до заседания) мне предложили сдать (!!!) ребенка в некий «реабилитационный (!!!) центр», аргументируя тем, что «у вас же ремонт»… Я естественно отказалась, спросили Дашку («там так хорошо») — Дашка отказалась. «Ну что же, — вздохнула “комиссия” — примем решение на заседании». Простуда покинула меня, как только за ними захлопнулась дверь, не до нее стало.
Теперь я хорошо понимаю, как мне (а еще больше Дашке) повезло… Спасибо моим милым соседям, не сказавшим про меня и единого дурного слова. (А ведь наше общение не выходило за рамки простого «день добрый!»). Спасибо классному руководителю моей дочери Валентине Михайловне Долговой. Как ни убеждали ее подтвердить мою «материнскую несостоятельность», она не согласилась. Характеристику из школы мне показали именно и только в школе, на заседании мне пришлось требовать, чтоб ее приобщения к протоколу. Характеристика была так хороша, что мне было даже неудобно (не такие уж мы с Дашкой и образцовые), а уж как было «неудобно» «комиссии»… Они на полном серьезе пытались доказать, что ни отличные оценки, ни занятия моей дочери танцами в художественной школе, ни мои доверительные отношения с ней, с ее друзьями, ни мое ответственное посещение всех школьных мероприятий, ни ее психическое и физическое здоровье, ни наличие у дочери всего необходимого для жизни, ни наличие у меня регулярного дохода (всё вышеперечисленное было подтверждено соответствующими справками и характеристиками), ни наша взаимная любовь, наконец ничего не значат по сравнению с тем, что я осмелилась совместить простуду с ремонтом, это при живом ребенке-то (!!!), плюс у ребенка нет отца, а следовательно, случись что со мной, ребенок пропадет, и вообще вдруг я дальше не справлюсь… Мне так и сказали: «это пока всё хорошо, а дальше.. вам надо дальше жить, вы человек творческий (!), может быть, девочке будет лучше…» Я ответила «нет, не лучше». Тогда предложили согласиться на «патронаж». Для тех, кто не знает, поясню: это регулярный надзор, как в тюрьме, за твоей жизнью и за жизнью твоего ребенка. «Вам будут помогать и материально и морально… А то ведь, если не хотите сотрудничать с нами, дело может дойти и до “лишения родительских прав”». «Патронаж» мне предложила и социальный работник из школы, на самом деле приличный человек, но вынужденный сотрудничать с «комиссией». Она-то и предупредила меня, что те имеют права на всё. Шарить по шкафам — это еще цветочки. Они имеют право забрать ребенка в «реабилитационный центр» безо всяких объяснений, а потом уже заняться «лишением прав», затянув рассмотрение дела до бесконечности. А что будет с ребенком в это время?.. Интересно, что «реабилитационный» центр интересуют именно физически здоровые дети, с хорошими отметками, нормальным развитием… В отличие от «комиссии» они вежливы, постоянно предлагают материальную помощь в виде детских вещей и игрушек, детских лагерей, предлагают взять ребенка к себе «на время», если вы вдруг заболели, заняты, вынуждены отъехать и т.д.
Мне удалось отбиться и от тех, и от других, и от третьих. Еще раз помогла Валентина Михайловна Долгова. Учитель от Бога, более 40 лет учительского стажа в начальных классах и никогда никаких «поборов» с родителей, вот, что такое старая советская школа! Валентина Михайловна, как я после узнала, устроила пришедшей за «поддержкой» комиссии страшный разнос, пообещав от имени школы и от себя лично так вмешаться в ситуацию, что мало не покажется. Тогда, в ответ на мой отказ «сотрудничать» (то есть попросту отдать ребенка), меня поставили на некий учет. Учет выразился в затянувшейся на два года процедуре периодических набегов на мою квартиру с целью проверить Дашкино житье-бытье: как ест (залезут в холодильник), где спит, чем занята, здорова ли и так далее; те же вопросы ко мне и ко всем, кого найдут в квартире… Однажды они пришли, когда дома никого не было (а заранее у них предупреждать не принято). Соседи рассказали, что все три дамы колотили в дверь и руками, и ногами. Колотили так, что пол-этажа выглянуло их успокаивать. Колотили так, что вся дверь была в следах от их подошв.
Но вот две недели назад, в ответ на мой дежурный вопрос «когда же вы наконец оставите нас в покое?», меня неожиданно порадовали: «ну ладно, мы видим, вы справляетесь, наверное будем снимать вас с учета». Не знаю, сняли или нет…
Мне понадобилось два года, чтоб «комиссия» признала-таки мою «способность быть матерью своего ребенка», два года страха перед неожиданным звонком в дверь, два года ужаса: а вдруг дочь получит какую-нибудь дурацкую двойку или как-то «пошалит», чем даст «комиссии» повод начать всё заново?
Забавно, что на все мои попытки выяснить, а с чего, собственно говоря, вы вообще решили именно к нам пристать, был дан ответ, что от кого-то поступил какой-то «сигнал». Жаль, так и не узнали от кого и какой (???!!!). Взамен мне предложили тоже «сигналить», если что. Но, видать, на моем лице отобразилось нечто такое, что им даже пришлось оправдываться — мол, работа такая. Зато удалось услышать следующее честное признание: «Увы, нас мало и пока нет возможности так следить за каждым ребенком, а вообще мы должны всех отслеживать».
Полагаю, пока, к счастью, не так уж и много желающих пойти на эту службу: копаться в чужих холодильниках, мусорных ведрах, белье, приставать с вопросами о личной жизни, донимать соседей, разыскивать любую возможность разрушить покой и жизнь ребенка — с благой, разумеется, с благой целью. Слишком большая степень небрезгливости требуется совокупно с иными качествами, о коих и говорить не хочется. Но заказ сверху дан, оплачен щедро и, полагаю, должное число исполнителей (возможно неведающих, что творят) скоро найдется. И дело тут даже не в том, запустят ЮЮ или не запустят. Хотя с ЮЮ, конечно, всякого рода комиссиям полегче будет. Дело в том, что есть заказ уничтожить как можно больше самых способных, самых лучших наших детей, изменив их природу и сознание, переформатировав их, превратив их в янычар системы. Широкие возможности для наказания неблагонадежных, не правда ли? Эту «буку» не интересуют действительно неблагополучные, больные дети, дети-наркоманы или беспризорники, с ними ведь и справиться тяжелей и вообще сами загнутся. «Бука» приходит с медовыми речами: «У вас такой хороший ребеночек! Отдайте его нам. Ведь мы просто хотим, чтобы с ним и дальше всё было в порядке». Что это значит? А это значит, что, как предсказывает футуролог Элфин Тоффлер в своей книге «Шок будущего», цитату из которой в своей статье «Мать никто не заменит» приводит Татьяна Шишова: «“Профессиональными родителями, — предсказывал Тоффлер, — будут не врачи, а реальные семьи, которым будет поручено [и хорошо оплачено] воспитание детей”. Он обосновывал свой прогноз следующим образом: “По мере того, как современная система рушится, а супериндустриальная революция накатывает на нас; по мере того, как количество юных преступников возрастает, как сотни тысяч мальчишек сбегают из дома и студенты неистовствуют в университетах во всех технообществах, мы можем ожидать громогласных требований прекращения родительского дилетантизма... Существуют гораздо лучшие способы справиться с проблемами молодежи, но профессиональные родители являются самым надежным из предложенных, хотя бы только потому, что это вполне соответствует стремлению общества к узкой специализации. Кроме того, есть сильная скрытая потребность в таком социальном нововведении. Даже сейчас миллионам родителей предоставляется благоприятная возможность успешно отказаться от своих родительских обязанностей — и не обязательно из безответственности или от недостатка любви <выделено мной — Т.Ш.>. Нервные, озабоченные, сталкивающиеся с рядом проблем, они осознают, что не отвечают требованиям поставленных перед ними задач. Наличие и изобилие специально подготовленных профессиональных родителей не только позволило бы многим сегодняшним биологическим родителям охотно передать им своих детей, но и рассматривать это как проявление любви, а не наоборот”».
Следует отметить еще одну важную вещь. Легкое, но заметное желание «комиссии» если и не поссорить, то расстроить наши с Дашкой отношения. Это выразилось и в попытках подкупить моего ребенка одеждой, игрушками, приглашениями прийти посмотреть, как хорошо живут дети в «реабилитационном центре». Намекали, что мама устает, у нее своя (!) жизнь, так что если что, они готовы помочь, дабы всем было хорошо. Казалось, им как инквизиторам было необходимо выцепить из меня признание, что я иногда устаю от ребенка, а главное эти разговоры велись в присутствие Дашки. С нами — не вышло. Но я с ужасом думаю, что они натворят в других семьях. В доме бывает всякое, отношения между детьми и родителями, как и любые отношения, живые, и попади комиссия на семейный разлад… что тогда? А тогда за вами придет ЮЮ — более эффективный инструмент по изъятию ребенка, лучше любой «комиссии». Социальный аборт.
Если же с матерью коса нашла на камень — мать и справляется, и не устала… тогда остается одно — заставить ребенка пожаловаться, что «дома плохо»… Для этого и создается ЮЮ, включая суды, где дети смогут подавать на своих родителей. С ребёнком «договорится» проще… Зачем? Тем же вопросом задаются И.Я.Медведева с Т.Л.Шишовой, в статье «Троянский конь ювенальной юстиции»
«Зачем предоставлять детям право самостоятельно подавать в суд на взрослых?
Мы задавали эти вопросы разным людям. В том числе, и юристу из НИИ прокуратуры, подготовившему проект закона о ювенальных судах. И ничего более вразумительного, чем "так детям будет спокойнее", не услышали. Дескать, они будут знать, что это специально для них, что они в любое время могут обратиться и будут приняты.
И, возможно, если бы мы не были знакомы на практике с детской психологией, ответ ученого юриста показался бы нам убедительным. Но поскольку мы не первый год работаем с детьми (в том числе получившими психотравму, связанную с насилием), позволим себе усомниться в правильности данного утверждения. Не абстрактные разговоры о "бедных детках", а конкретная практика работы с ними показывает, что когда с ребенком действительно жестоко обращаются, он своих истязателей боится. Ему не то что обратиться в суд - страшно даже какому-то хорошо знакомому взрослому пожаловаться.
А с легкостью (порой даже с удовольствием) жалуются на своих родителей дети-манипуляторы, эгоцентрики, избалованные, распущенные, демонстративные. Встречаются среди них и дети с нешуточными психическими заболеваниями. Например, шизофреники, страдающие неадекватным восприятием действительности. В том числе и отношений со взрослыми. Такие дети, особенно если их успели просветить насчет "прав ребенка", болезненно реагируют на любые замечания, считая их насилием над своей личностью. Они охотно шантажируют родителей угрозами уйти из дому, поменять семью и т.п.
"Я пойду искать другую маму! - уже в три года говорила девочка, недавно попавшая к нам на прием. И действительно шла, не разбирая дороги, а испуганная мать бежала за ней и готова была выполнить любые ее требования. Подчеркнем: это не единичный случай.
Таким детям только ювенальной юстиции не хватает, чтобы уже на законных основаниях помыкать своими близкими»

Зачем давать детям такие права? Прямо сейчас спросила дочку, нужны ли ей такие права? Говорит: «такие права не нужны, потому что бывают всякие эмоции, а все люди разные… и вдруг ребенок не сдержится, а после передумает, а уже поздно? Зачем?» ЗАЧЕМ?! На мой взгляд, ответ один: «А чтобы легче было съесть тебя, лапушка…»
Вот и выходит, что мы с Дашкой комиссию вроде одолели, а вот одолеем ли ювенальную юстицию — еще большой вопрос. Что за проверка любви на прочность?

И, напоследок, несколько практических советов для родителей, чувствующих «начало охоты-опеки» от человека, наученного горьким опытом, как говорится:

14 Аккуратно объясните ситуацию ребенку, справляйтесь с ней вместе.

Берегите ваших детей!

источник