«Багратион». Операция по возврату долгов
23 июня 1944 года началась Белорусская наступательная операция советских войск, закончившаяся разгромом группы армий «Центр» и выходом к Висле. Едва ли не крупнейшее поражение вермахта состоялось в третью годовщину тяжелых боев Приграничного сражения 1941 года в Белоруссии и стало своего рода ответом на него.

В ходе боев осени 1943–зимы 1944 года на Украине и на северо-западе Белоруссии образовался «подсеченный» с двух сторон выступ немецкой стратегической позиции — так называемый «белорусский балкон». Задачей наступления ставилась ликвидация этого участка фронта.
Название операции — Белорусская. Больше она известна под своим шифром, использовавшимся в момент разработки — «Багратион». Однако больше всего этой операции подошло бы имя «возврат долгов с процентами». Советские войска возвращались туда, где летом 1941 года их перемалывала группа армий «Центр». Символично, но все начиналось 22 июня, однако уже 1944 года — опять Белоруссия, опять в противниках группа «Центр».

Подготовка к наступлению велась с весны 1944 года, однако советскому командованию удалось ввести немецкое в заблуждение: они до последнего считали, что главное летнее наступление СССР начнет на северной Украине. Можете себе представить: сосредоточение без малого 2,4 млн человек было надежно прикрыто дезинформацией и мерами противодействия немецкой разведке.
Против германской группировки были задействованы сразу четыре фронта: 1-й Прибалтийский Ивана Баграмяна, 1-й Белорусский Константина Рокоссовского, 2-й Белорусский Георгия Захарова и 3-й Белорусский Иван Черняховского. Взаимодействие фронтов парами координировали высокопоставленные представители Ставки — Георгий Жуков отвечал за южный фас 1-го и 2-го Белорусских фронтов, а начальник Генштаба Александр Василевский — за действия 3-го Белорусского и 1-го Прибалтийского на северном фасе. Общую разработку плана операции вел заместитель Василевского в Генштабе Алексей Антонов, этот талантливый оператор являлся мозгом всей советской кампании 1944 года.
На настырном Константине Рокоссовском лежит «ответственность» за превращение поражения вермахта в разгром. На обсуждении рисунка операции Рокоссовский настоял на более смелых действиях южного крыла в виде охвата Бобруйска силами 28-й и 65-й армий. Этот участок «работы» южного фаса позволил не только устроить немцам «котел» в районе Бобруйска, но и решительно добиться успеха в продвижении на Слуцк и замкнуть окружение немецкой группировки восточнее Минска. Операция из более тяжеловесной, «лобовой», превратилась в сражение на окружение.

История иногда шутит очень тонко. В 1940 году Эрих Манштейн точно также настоял на превращении дробящего фронтального наступления вермахта в Бельгии и Нидерландах в изящный фланговый охват, следствием которого стала военная катастрофа союзников и капитуляция Франции. В 1944 году Рокоссовский добился того, что Белоруссия — одно из «мест боевой славы» кампании 1941 года для вермахта — сделалась символом одного из самых тяжелых поражений германской армии за всю ее историю. Слова «Минский котел» зазвучали вновь, и уже по адресу «победителей Европы».
22 июня начались обеспечивающие мероприятия операции — проще говоря, партизаны Белоруссии поставили на уши всю железнодорожную сеть: 10500 подрывов полотна и составов! Сутки спустя, 23 июня фронты перешли в наступление.

25 июня был окружен Витебск, 28 июня пал Могилев, 29 июня — Бобруйск. В Белоруссию спешно вылетел генерал-фельдмаршал Вальтер Модель — главный специалист вермахта по латанию фронтовых дыр, «генерал-пожарник», как его называли. Но инерция гигантской машины, приведенной в действие от Пскова до Мозыря, уже не подразумевала возможных остановок.
Вермахт отчаянно выдирался из «котлов», но обстановка на фронте ухудшалась с каждым днем. 3 июля советские войска вошли в Минск и рванулись к западной границе. 8 июля — Барановичи, 9 июля — Лида, 13 июля — Вильнюс, 14 июля — Пинск, 16 июля — Гродно. 27 июля — Шяуляй и Белосток, 28 июля — Брест. Эти места помнились по летним дням 1941 года. Операция по возврату долгов развивалась успешно.

23 июля 1944 года советские войска сделали то, что они собирались сделать еще в первые дни войны 1941 года — захватили Люблин, и уже 25 июля вышли к Висле в районе Демблина. 1 августа пал Каунас, а за день до того, 31 июля, советские войска вплотную подошли к Праге-Варшавской — предместьям польской столицы. 1—4 августа советские войска захватили плацдармы на западном берегу Вислы, южнее Варшавы. Яростные контратаки немцев в течение августа ни к чему не привели.
В сражении в западной Белоруссии в 1941 году РККА потеряла безвозвратно 341 тысячу человек и понесла еще 76 тысяч санитарных потерь. В 1944 году в «Багратионе» вермахт только по официальным данным потерял убитыми, ранеными, пленными и пропавшими без вести около 400 тысяч человек. Но эти цифры многие западные и отечественные историки считают заниженными. Так, американский исследователь Восточного фронта Дэвид Гланц называл цифру в 450 тысяч человек как минимум. Отечественный историк Алексей Исаев называл оценку «свыше 500 тысяч человек». Совинформбюро распространило ставшие классическими сведения: 381 тысяча убитыми, 158400 пленными.

Счета за 1941 год были оплачены с процентами.
Ссылка

Кальки с дембельских альбомов 80-х годов...
Кто не был — тот будет. Кто был — не забудет. 730 дней в сапогах.



















Ссылка

Фактор Потапова
Генерал, которого противник оценил выше, чем свое командование

Вклад в дело общей Победы генерала Потапова и вверенной ему 5-й армии трудно переоценить – историки не исключают, что именно её стойкая оборона предотвратила падение Москвы осенью 1941 года.
Мое знакомство с судьбой Михаила Ивановича Потапова и историей 5-й армии Юго-Западного фронта началось случайно. Несколько лет назад, копаясь в Интернете, я обратил внимание на карту советско-германского фронта по состоянию на 25 августа 1941 года, очевидно позаимствованную с некоего англоязычного ресурса. К этому времени немцы заняли Новгород, Смоленск, приблизились к Брянску, на юге осаждали Одессу и вышли на линию Днепра от Кременчуга до устья.
И только южнее Пинских болот мощный клин на несколько сотен километров буквально вонзался в толщу территории, занятой фашистами. На острие этого клина значилась лаконичная надпись «5 POTAPOV». Это была 5-я армия Юго-Западного фронта под командованием генерал-майора Потапова.
Безусловно, линия фронта и не могла быть равномерной, на разных его участках друг другу противостояли несовпадающие по численности и силе соединения, а на успех или катастрофу влияло множество обстоятельств. Кроме того, подобный клин не мог существовать долго, поскольку легко оборачивался окружением. С юга немцы вплотную подошли к Киеву, и требовалось выровнять фронт для организации устойчивой обороны города. Назревала потенциальная угроза и правому флангу 5-й армии, после того как немецкие войска группы армий «Центр», обойдя болотистый бассейн Припяти, вышли на рубеж Гомель, Стародуб. 19 августа 5-я армия получила приказ отойти за Днепр на глубину 140 – 180 километров. И все-таки тот факт, что путь отступления 5-й армии от западной границы СССР пусть на некоторое время оказался почти в три раза короче, чем у соседей, вызывал желание, как можно больше узнать об этом соединении и его командующем.
На протяжении двух первых военных месяцев войска Потапова угрожающе нависали с севера над германской группой армий «Юг», но и после отступления за Днепр 5-я армия оказывала заметное влияние на решения высшего командования вооруженных сил рейха. В первой же своей директиве, посвященной боевым действиям на Восточном фронте (Директива № 33 от 19.07.1941), Гитлер указывает: «Вражеская 5-я армия должна быть быстро и решительно разбита». Но быстро и решительно не получается, и следующая директива № 34 от 30.07.41 снова предписывает германским войскам «5-ю Красную армию ... вынудить к сражению западнее Днепра и уничтожить». Фюрер не исключал прорыва войск Потапова на север через Полесье во фланг группы армий «Центр» и требовал принять меры для предотвращения этого, прямо скажем, маловероятного маневра. Проходит две недели и Гитлер вновь раздраженно напоминает о том, что «5-я армия русских должна быть … наконец, уничтожена». (Приложение к Директиве № 34 от 12.08.41). Однако спустя несколько дней армия Потапова скрылась за широкой гладью Днепра.
Удивляться настойчивости фюрера не приходится – он видел те же карты боевых действий, что мы видим сейчас, и вполне адекватно воспринимал угрозу, исходящую от активности войск под командованием Потапова.
Наконец, 21 августа Гитлер издает приказ, в котором трижды (!) повторяет мысль о необходимости уничтожения 5-й армии. Но главное, что он впервые готов выделить для выполнения этой задачи «столько дивизий, сколько необходимо». Наряду с успехом операции по блокированию Ленинграда разгром армии Потапова фюрер причисляет к предпосылкам для успешного наступления «против группы войск Тимошенко», то есть Западного фронта. Получается, что путь на Москву, по мысли Гитлера, лежал через поверженную 5-ю армию.
Все эти подробности я узнал позже, но когда я рассматривал карту, фамилия Потапов, увы, мне ничего не говорила. Постепенно после знакомства с документами и исследованиями, бесед с вдовой командарма Марианной Федоровной Модоровой передо мной раскрывался удивительный жизненный путь этого человека.
Из дьяконов в генералы
Михаил Иванович Потапов родился в октябре 1902 года в селе Мочалово Юхновского уезда тогда Смоленской губернии, ныне Калужской области. Хотя в анкетах будущий командарм-5 относил своих родителей к «крестьянам-середнякам», скорее, их стоило бы причислить к зажиточным ремесленникам: отец Михаила был подрядчиком при мощении дорог и улиц.
Не покидая пределов волости, Михаил получил весьма достойное для деревенского парнишки начальное образование. В сельской школе его учителем был «опростившийся» князь из рода Гагариных, позже он учился в приходской школе при храме в соседнем селе Путогино. Попечителем храма и школы выступал петербургский миллионер-книгоиздатель уроженец этих мест Игнатий Тузов, так что, наверняка, об уровне знаний учеников здесь заботились.
Первая мировая война и экономический кризис не лучшим образом сказались на семейном благополучии Потаповых. Подростком Михаил стал помогать отцу. Октябрьскую революцию Потаповы встретили в Харькове, где работали мостовщиками в трамвайном депо.
К весне 1920 года Михаил вернулся в родное Мочалово, а в мае становится красноармейцем в военкомате г. Юхнова. Формально Потапов считается участником Гражданской войны, однако в боевых действиях непосредственного участия он не принимал.
Потапова, после окончания в сентябре 1922 года кавалерийских курсов в Минске, назначают командиром взвода 43 кавалерийского полка Приволжского военного округа. Непросто было 20-летнему, не нюхавшему пороха юноше командовать бывалыми наездниками из казаков, у многих из которых за плечами было две войны. Как ни странно, завоеванию авторитета у подчиненных способствовало доскональное знание церковных обрядов – в Путогино Михаил не только учился при храме, но и служил какое-то время дьяконом. От дьяконства у Потапова на всю жизнь останется хорошо поставленный роскошный баритон. Многие годы спустя, уже будучи генералом Советской армии, бывший дьякон не чурался при полном «параде» посещать церковную службу.

Спустя два года уже в должности помощника командира эскадрона Потапов уезжает в Москву, на Военно-химические курсы. Новое место службы – 67 кавалерийский полк СКВО. С 1931 года он снова на учебе – теперь уже в качестве слушателя Военной академии моторизации и механизации РККА. Кавалерист становится танкистом. После окончания академии в 1936 году его карьера развивается стремительно, что, впрочем, характерно для многих будущих полководцев Великой Отечественной. Ровно четыре года понадобилось Потапову, чтобы пройти путь от начальника штаба полка до командующего армией.
Несомненно, значительную роль в его карьере сыграла встреча с Георгием Константиновичем Жуковым. Произошла она в мае 1937 года в Белоруссии, где Потапов командовал полком, а Жуков – дивизией. К моменту их знакомства будущий маршал уже получил новое назначение, однако с тех пор земляки не выпускали друг друга из виду. В книге «Воспоминания и размышления» Георгий Константинович пишет: «Практически на полевых учениях и маневрах и в 3-м и 6-м корпусах мне пришлось действовать с 21-й отдельной танковой бригадой (комбриг М.И. Потапов). Этот командир был в прошлом моим сослуживцем, и мы понимали друг друга в «бое­вой обстановке», с полуслова».
Когда в июне 1939-го Жукову предложили возглавить операцию против японской армии на Халхин-Голе, он настоял на назначении своим заместителем Потапова.
Они вылетели на Дальний Восток одним самолетом. Маршал вспоминал: «Комбриг Потапов был мо­им заместителем. На его плечах лежала большая работа по организации взаимодействия соединений и родов войск, а когда мы начали генеральное наступление, Михаилу Ивановичу было поручено руководство главной группи­ровкой на правом крыле фронта».
В июне 1940-го Жуков становится командующим войсками Киевского особого военного округа, одновременно в КОВО переводится и Потапов на должность командира 4-го мехкорпуса. Спустя полгода Михаил Иванович становится командармом. В феврале 41-го назначенный начальником Генштаба Жуков переезжает в Москву. Встретиться вновь землякам довелось лишь в послевоенные годы.
Остается сожалеть, что замечательное взаимопонимание двух военачальников не удалось использовать на дело Победы. Замечу, что это были очень несхожие личности, в чем-то даже противоположные, однако это обстоятельство только способствовало их взаимному притяжению.
Блицкриг не прошел
В случае нападения неприятеля армия Потапова отвечала за «район прикрытия № 1», протяженностью 170 км от Влодавы до Крыстынополя на севере украинского участка советско-германской границы. В последние мирные дни Потапов предпринял ряд мер по повышению боеспособности армии. В ночь с 16 на 17 июня выступили из лагеря части 62-й стрелковой дивизии и после двух ночных переходов вышли на позиции вблизи границы. 18 июня Потапов приказал вывести с полигона 45-ю стрелковую дивизию. В тот же день получила приказ на выдвижение к границе 135-я стрелковая дивизия.
Но это не могло изменить общей обстановки, которая с началом боевых действий сложилась крайне неблагоприятно для наших войск. На Сокальском выступе немцы достигли трехкратного превосходства в живой силе и технике. Растянутые по фронту советские дивизии не сдержали удара плотно построенных на направлениях главного нападения немецких армейских корпусов. Механизированные подразделения 5-й армии только подтягивались к границе из мест дислокации.
Тем не менее, с самых первых часов войны войска Потапова дрались упорно и умело. За каждый подбитый или сожженный советский танк соединения 1-й танковой группы фон Клейста понесли в 2,5–3 раза больший урон. 5-я армия не только отчаянно оборонялась, но и наносила контрудары по врагу. «Руководство войсками противника, находящимися перед группой армий «Юг», поразительно энергичное, его непрерывные фланговые и фронтальные атаки причиняют нам тяжелые потери», – отмечал в своих записках начальник генерального штаба сухопутных войск Франц Гальдер.
26 июня началось контрнаступление ЮЗФ в треугольнике Броды — Луцк — Дубно, где произошло первое в истории Второй мировой войны встречное танковое сражение. Четырем советским мехкорпусам (два из 5-й армии) не удалось развить первоначальный успех. Свою роль сыграла и непоследовательная позиция командования фронта, которое в разгар боев в треугольнике приказало перейти к обороне, а затем вновь вернулось к плану наступления.
Отмечу такую деталь: в эти дни ожесточенного противостояния, а именно 30 июня, Потапов издал распоряжение, в котором указал на недопустимость расстрела военнопленных.
1 июля на фоне общего отхода войск фронта 5-я армия нанесла мощный контрудар по северному флангу немецкого наступления. В частности, 20-я танковая дивизия отбросила части противника на 10–12 км, уничтожила до 1 тыс. солдат противника, 10 танков, 2 батареи.
Генерал армии С.М. Штеменко писал: "5-я армия… стала, что называется, бельмом на глазу гитлеровских генералов, оказала врагу сильнейшее сопротивление и нанесла ему значительный урон».
Немецко-фашистским войскам не удалось здесь быстро прорвать фронт. Дивизии Потапова сбили их с дороги Луцк — Ровно — Житомир и вынудили отказаться от немедленного удара на Киев.
Штеменко, в те месяцы один из ведущих сотрудников Оперативного управления Генштаба РККА, имел в виду удачное контрнаступление 5-й армии, предпринятое 10 июля. Тогда танкисты Потапова за спиной соединений III армейского корпуса перехватили шоссе Новоград-Волынский — Житомир на ширине свыше 10 км. Какой головной болью для немцев стала потеря этой важнейшей коммуникации можно судить по тому, что командующий войсками группы армий «Юг» Герд фон Рунштедт всерьез планировал использовать авиацию для переброски в район Житомира пехотного полка «Герман Геринг».
Пока войска Потапова атаковали северный фланг немецкого наступления, защитники Киева получили передышку. Командование 6-й немецкой армии вынуждено было заявить: «Характер угрозы нашим войскам со стороны главных сил 5-й армии русских по-прежнему таков, что указанную угрозу следует ликвидировать до наступления на Киев». Потерю украинской столицы удалось отодвинуть на два месяца.
Немецкий военный историк Альфред Филиппи также указывает на то, что причиной замедления темпов наступления группы армий «Юг» стало противодействие 5-й армии. «И хотя противодействие это… не было для немецкого командования совершенно неожиданным, оно, тем не менее, уже с самого начала кампании приносило русским тактические успехи, а затем в районе Новоград-Волынский, Житомир приобрело и оперативное значение, гораздо более серьезное, чем можно было предполагать. Это оказало довольно значительное парализующее воздействие на волю командования 6-й армии к выполнению главной оперативной задачи, заключавшейся в выходе к Днепру у Киева».
В конце июля – начале августа в ходе боев за Коростеньский укрепленный район армия Потапова вновь не столько стремилась удержать немцев прочной обороной, но и решительными контратаками и нажимом на фланги заставляла наступающих ослаблять удар. Здесь противник сосредоточил против 5-й армии 11 дивизий. Если учесть, что штатный состав немецкой пехотной дивизии составлял 14 тысяч человек, то вражеские войска, по крайней мере, вдвое превосходили силы, имевшиеся в распоряжении Потапова. Немецкий военный историк Вернер Гаупт отмечает, что «5-я советская армия под командованием талантливого генерал-майора Потапова, была расположена на левом фланге 6-й немецкой армии и наносила ей очень большие потери». После войны будет подсчитано, что в среднем на каждые сутки военных действий в полосе 5-й армии приходилось от 8 до 10 ударов наших войск по противнику.
9 августа командующий фон Рунштедт отдал приказ приостановить наступление на рубеже Киев, Коростень и временно перейти к обороне, с тем, чтобы, рассредоточив войска в глубину, обеспечить им возможность отдыха. В оценке обстановки, представленной в ОКХ, командование группы армий «Юг» выразило довольно пессимистическое мнение относительно положения на своем северном крыле. Высказывалось даже предположение о намерении русских «перейти в наступление из района Киева и из района Овруча с целью разгромить северное крыло группы армий». Однако физическое истощение и потери, на которые сетовал фон Рунштедт, в не меньшей, если не в большей степени сказывались и на состоянии советских войск.
Роковой триумф?
Таким образом, приказ Гитлера от 21 августа, нацеленный на уничтожение войск Потапова, выглядел вполне обоснованным. Нельзя назвать спонтанной и идею для выполнения этой задачи выделить танковые силы Гудериана, действовавшего в Белоруссии. Месяцем ранее в самом первом документе, касавшемся 5-й армии – директиве № 33 от 19.07.1941, фюрер уже предполагал использовать южный фланг группы армий «Центр» для операции севернее Киева. Возможно, он посчитал заслуживающим внимания предложение, поступившее накануне из штаба «южан»: нанести удар через Мозырь на Овруч силами 35-го корпуса группы армий «Центр». 9 августа фон Рунштедт вновь просил привлечь к себе на помощь соседей.
Следовательно, к 21 августа у Гитлера сформировалось твердое убеждение, как должна развиваться кампания на Востоке. Первое: начинать наступление на Москву можно только после разгрома 5-й армии, что, с одной стороны, обеспечит безопасность правого фланга нацеленных на советскую столицу войск, с другой – создаст благоприятные условия для действий на Украине группе фон Рунштедта. Второе: для успешного достижения этой цели необходимо привлечение сил группы армий «Центр». Не стоит забывать, что для фюрера приоритетом было методическое уничтожение сил неприятеля на территории, независимо от географических или политических целей. Еще 13 июля он заявлял главкому сухопутных войск Вальтеру фон Браухичу: «Не так важно быстро наступать на Восток, как уничтожать живую силу противника».
Между тем генеральный штаб практически единодушно склонялся к тому, чтобы усилить группу армий «Центр» и нанести удар непосредственно на узком фронте в направлении Москвы. Наибольшее неудовольствие приказ фюрера о повороте на юг вызвал у ключевой фигуры предстоящей операции – командующего 2 танковой группой Гейнца Гудериана: «23 августа я был вызван в штаб группы армий «Центр» на совещание, в котором принимал участие начальник генерального штаба сухопутных войск. Он сообщил нам, что Гитлер решил наступать в первую очередь не на Ленинград и не на Москву, а на Украину и Крым… Мы все были глубоко уверены в том, что планируемое Гитлером наступление на Киев неизбежно приведет к зимней кампании со всеми ее трудностями…».
Эти строки, написанные после войны, явно относятся к жанру генеральских воспоминаний «Как Гитлер помешал нам победить». «Всегда легче превозносить достоинства какой-нибудь гипотетической альтернативы, чем оправдывать осторожность и разочаровывающую реальность. А в данном случае к тому же сложилось так, что все люди, выступавшие против наступления в центре, уже скончались. Кейтель, Йодль, Клюге, сам Гитлер – у них не было времени написать оправдательные мемуары», – не без сарказма замечает британский военный историк Алан Кларк.
На самом деле, в 20-х числах августа 41-го вопрос не стоял столь категорично: либо на Москву, либо на Украину. Операция против войск Потапова мыслилась фюрером как вспомогательная именно в рамках решающего наступления вермахта на столицу СССР.
30 августа в разговоре между Гитлером и Гальдером отмечалось что войска группы армий «Центр» повернули на Украину не для «войны на юге», а для того, чтобы как можно скорее приступить к «операции против войск Тимошенко». В приказе фюрера от 21 августа отмечается, что разгром 5-й армии должен гарантировать группе армий «Юг» «возможность создания плацдарма на восточном берегу Днепра в его среднем течении, чтобы затем центром и левым крылом продолжать наступление в направлении Харьков, Ростов». Как мы видим, непосредственная задача выглядит достаточно скромно, а о взятии Киева, тем более разгроме Юго-Западного фронта речь не идет вовсе.
Немецкие генералы не могли тогда знать наверняка, что поворот Гудериана на юг приведет к зимней кампании, как это утверждает в своих записках «быстрый Гейнц», как не могли они знать и того, что непрочное здание Юго-Западного фронта развалится и похоронит под своими обломками планы быстрого и плавного перехода к наступлению на Москву. Потому как уже не директивы Гитлера, а стремительное развитие событий – складывающихся весьма благоприятно для немцев – диктовало германскому командованию логику действий.
1 сентября из штаба группы армий «Юг» приходит следующее донесение: «Если же противник в Восточной Украине не будет уничтожен, то ни группа армий «Юг», ни группа армий «Центр» не смогут вести наступление безостановочно... Нанести удар на Московском направлении раньше, чем на Украине, нельзя ввиду того, что начатая уже группой армий «Юг» операция и действия южного крыла группы армий «Центр» по поддержке этой операции зашли слишком далеко (выделено мной. – М.З.), чтобы переносить главные усилия в другой район...». У немцев не осталось другого выхода, как действовать сообразно ситуации. Быстрое продвижение Гудериана на севере и занятие Дериевского плацдарма у Кременчуга на южном фланге ЮЗФ побудило фон Рунштедта 4 сентября даже без согласования с верховным командованием отдать приказ о решительном наступлении.
По мнению Вернера Гаупта, битва за Киев стала самым важным сражением всей войны: «Из-за событий последующих двух недель было проигнорировано решающее немецкое наступление на Москву. Это, вероятно, изменило результат Восточной кампании». Но повторим: все случившееся – результат парадоксальной ситуации, когда вполне реальная перспектива разгрома целого фронта внесла коррективы в стратегию и тактику противника, а катастрофа советских войск и триумф гитлеровский армий в Киевском котле отняли у немцев целый месяц и передвинули дату решающего броска на Москву к началу наступления холодов.
Хроника катастрофы
К сожалению, немцам решение их задач облегчили просчеты командования Юго-Западного фронта. Вместе с 5-й армией за Днепр отступал и 27-й стрелковый корпус. Между тем корпус не только не подчинялся Потапову, но и совершал отход по своему графику. Легко прогнозируемая несогласованность привела к тому, что 23 августа немцы прорвали слабую арьергардную завесу на стыке армии и корпуса, вышли к Днепру севернее Киева у Окуниново, захватили мост и заняли плацдарм на восточном берегу. Части 5-й армии и 37-й армии под командованием А.А. Власова безрезультатно пытались ликвидировать расширяющуюся Окуниновскую группировку противника.
29 августа Потапов попытался перейти в контрнаступление, на этот раз безуспешно. Не удивительно, ведь 5-я армия перестала быть той грозной силой, что месяц назад. Почти третья ее часть (пять дивизий) была передана 37-й армии; 135-я стрелковая дивизия и 5-я артиллерийская противотанковая бригада перешли в состав 40-й армии. Из 5-й армии был также изъят 1-й воздушно-десантный корпус, поступивший в резерв фронта. 9-й и 19-й мехкорпуса из-за отсутствия танков пришлось переформировать в батальоны. Стрелковые дивизии из-за больших потерь имели не более 20—25 % личного состава.
Только незамедлительный отвод 5-й армии на реку Десна позволял избежать опасности окружения. С таким предложением Потапов утром 30 августа обратился в Военный совет ЮЗФ, но оно не встретило должного понимания.
В тот же день 21-я армия Брянского фронта неожиданно отошла со своих позиций, и части вермахта немедленно устремились в прорыв на подступах к Чернигову. 1 сентября немцы заняли плацдарм на берегу Десны в ближнем тылу 5-й армии. Брошенным для ликвидации прорыва частям добиться успеха не удалось. Начался отсчет времени, оставшегося до неизбежной катастрофы.
Вечером 5 сентября Потапов снова обратился по ВЧ к командующему фронтом Кирпоносу c предложением об отводе войск, но получил категорический отказ. Примечательно, что именно в этот день, согласно запискам Гальдера, Гитлер впервые заговорил о Киевском котле. Только 9 сентября Ставка санкционировала отвод 5-й армии на реку Десна. К этому времени главные силы Потапова были надежно окружены. От всей армии из 70 тысяч человек личного состава оставалось меньше 4 тысяч бойцов, а также около 200 орудий и минометов разных систем.
На исходе 14 сентября Потапов и его штаб еще раз предприняли попытку остановить отход остатков армии, и задержать наступление превосходящих сил противника. Однако закрепиться на каком-либо из последующих рубежей не удалось, так как немцы, тесня с фронта, одновременно обходили и оба фланга. А утром 16 сентября в штабе 5-й армии стало известно, что еще накануне в тылу фронта в районе Лохвицы (Полтавская область) соединились войска 2-й танковой группы Гудериана, наступавшие с севера, с войсками 1-й танковой группы Клейста, прорвавшимися с юга. В окружение попали уже пять советских армий. Киевский котел стал реальностью. По немецким данным, в плен попало более 660 тыс. солдат и офицеров РККА, было захвачено 884 танка и более 3 тыс. орудий.
21 сентября сводный отряд из остатков штабов фронта и 5-й армии дал последнее сражение врагу. Потапов был контужен и потерял сознание. В горячке боя генерала приняли за убитого и наскоро «похоронили», закидав телами погибших.
Документы Потапова передали Кириллу Семеновичу Москаленко, будущему маршалу, а тогда командиру 15-го стрелкового корпуса 5-й армии. "Я буквально рыдал, когда мне передали документы нашего командарма. Я не знал вообще, что с нами теперь будет, раз погиб Михаил Иванович".
Горькая судьба полководца
Спустя трое суток Потапова обнаружили немцы. Началось испытание пленом. В фашистских концлагерях пути Михаила Ивановича пересекались с генералами М. Лукиным и И. Музыченко, старшим лейтенантом Я. Джугашвили, руководителями обороны Брестской крепости майором П. Гавриловым и капитаном И. Зубачёвым. В 1992 году были обнародованы отчеты и стенограммы допросов Потапова, который на вопрос о том, «готов ли русский народ вести войну в случае, если армия отступит до Урала», ответил: «Да, он будет оставаться в состоянии моральной обороны, а Красная Армия будет продолжать сопротивление». Немецкие следователи так оценили поведение генерала Красной армии: «в качестве пленного держался с достоинством», «по вопросам стратегического свойства ссылался на свою неосведомленность», «на вопросы, касающиеся его будущего, отвечал сдержанно». Еще немцы охарактеризовали Потапова как «русского националиста», хотя трудно утверждать, что именно они подразумевали под данной формулировкой.
С предателями из РОА Потапов сотрудничать отказался категорически. При этом о самом Власове Михаил Иванович до конца жизни отзывался уважительно, не верил в измену своего южного «соседа» по Юго-Западному фронту, полагая, что немцы каким-то образом использовали генерала в своих целях против его воли.
Победную весну 45-го Михаил Иванович встретил в «генеральском» лагере Хаммельбург. 22 апреля к ним вплотную приблизились американские войска. Комендант лагеря отправился с белым флагом в армию Паттона. Американцы приехали в лагерь и перевезли всех пленных к себе, затем переправили к французам, и уже из Парижа недавние военнопленные вернулись домой.
Впрочем, родина встретила их неласково. Буквально с трапа самолета Потапова и его товарищей отправили на «объект» в подмосковное Голицыно. Семь месяцев проходила спецпроверка, которая оставила в душе Михаила Ивановича неизгладимые отметины.
До конца жизни неизменно уравновешенный и остроумный Потапов мрачнел и замыкался при упоминании имени бывшего шефа СМЕРШ Абакумова, которого считал редким негодяем.
Тем не менее, результаты проверки, скорее всего, оказались объективными, раз Потапова восстановили в звании генерал-майора и вернули на армейскую службу. Михаил Иванович написал заявление о восстановлении в партии. И снова на помощь пришел Жуков, который дал давнему соратнику следующую рекомендацию: «Что касается командирских качеств, то товарищ Потапов был лучшим командармом, а части и соединения, которыми он командовал, всегда были ведущими. В пограничном сражении 5-я армия дралась с исключительным упорством и доблестью. Отходя под воздействием превосходящих сил противника, она неоднократно контратаковала и наносила поражения немцам. Товарищ Потапов армией управлял блестяще. Еще скажу, что он был большой души человек, которого любили все подчиненные за его доброжелательность и понимание». Трудно без волнения читать эти строчки из официального документа, вышедшие из-под пера далекого от сантиментов маршала.
Очевидно, мнение Жукова разделяли многие в политическом и военном руководстве СССР. Во всяком случае, Михаил Иванович оказался, наверное, единственным из высших советских офицеров, прошедших плен, кто не только вернулся в армию, но и сделал пусть не феерическую, но, учитывая перипетии нашей послевоенной истории, вполне достойную карьеру. Он служил в Забайкалье, на Дальнем Востоке, смерть застала генерал-полковника Потапова в январе 1965 года в должности первого заместителя командующего войсками Одесского военного округа.
Место Михаила Ивановича Потапова в своеобразной иерархии военачальников Великой Отечественной, выстроенной в послевоенное время, явно не соответствует его полководческому таланту и вкладу в Победу.
Но всё же нельзя сказать, что имя командарма 5-й армии замалчивалось. Высокую оценку его полководческому таланту дали в послевоенных воспоминаниях и советские маршалы И.Х. Баграмян, И.И. Якубовский, и бывшие противники – Гудериан, Кейтель, Гальдер. Надо заметить, что 5-я армия стала настоящей кузницей кадров – из нее вышли такие признанные полководцы, как М.Е. Катуков, К.С. Москаленко, К.К. Рокоссовский, И.И. Федюнинский. Все они высоко оценивали заслуги своего бывшего командира. Еще при жизни Потапова в СССР была издана книги А.Филиппи «Припятская проблема», где была подробно исследована роль 5-й армии в срыве блицкрига.
И тем не менее, имя Потапова за 70 лет минувших после победного мая 45-го не стало достоянием широкой общественности. Так, на сегодняшний день память Михаила Ивановича увековечена только на Украине, где его именем названы улицы в Киеве и Житомире. Надолго ли? Думается, что юбилей Великой Победы – достойный повод для россиян по достоинству отметить заслуги замечательного полководца и патриота нашей Родины.
Ссылка

СМЕРШ: оболганные герои

Благодаря наличию некоего романтического ореола советская военная контрразведка СМЕРШ находится "на особом счету" у русофобов - как западных, так и наших, "доморощенных". Они ее объявляли и "отрядом террора НКВД", и "аналогом СС". Чем же была контрразведка СМЕРШ на самом деле и каков ее вклад в Великую Победу?
Авторы "желтой" литературы и режиссеры российского кино начали проходиться по СМЕРШу довольно давно, но особо острой дискуссия вокруг этого ведомства стала в 2013 году.
19 апреля 2013 года на BBC вышла статья Антона Кречетникова "СМЕРШ: борьба с чужими и своими", в которой более или менее достоверные факты оказались перемешаны с совершенно странными голословными обвинениями. Этот материал в свою очередь ссылался на статью на том же BBC, но уже 2003 года - Константина Рожнова "СМЕРШ: контрразведка или орудие репрессий". Очень грустно, что данные из этих материалов затем вошли в статью о СМЕРШе в Википедии, и воспринимаются теперь многими как истина в последней инстанции. Есть там, в частности, такой странный пассаж:
"По данным, которыми располагает Петров, органы военной контрразведки арестовали с 1941 по 1945 год порядка 700 тысяч человек, из которых были расстреляны 70 тысяч. Некоторые другие источники сообщают о том, что в сети СМЕРШа попали миллионы человек, около четверти из которых были расстреляны. Большинство арестованных, которым удавалось избежать расстрела, отправляли в ссылку. Стандартный срок - 25 лет. Даже амнистия, объявленная после смерти Сталина, на многих из них не распространялась. Дожили до возвращения и умерли своей смертью буквально единицы".
А еще:
"...В основном, деятельность СМЕРШа была направлена против так называемых "антисоветских элементов" - тех, кто выражал сомнение в правильности советской системы".
Так вот, утверждения эти совершенно абсурдны. И самое грустное, что ВВС при этом ссылается на неких "исследователей".
СМЕРШ по определению не мог "в основном" быть направлен против "антисоветских элементов", так как был чистой военной контрразведкой. И он не мог физически расстрелять ни 70 тысяч, ни "четверть от миллионов". Во-первых, решения о расстрелах принимали суды. Во-вторых, согласно самой масштабной статистике в 1943 - 1946 годах, по материалам всех правоохранительных органов (в том числе и за общеуголовные преступления), за период, пока существовал СМЕРШ, в СССР было вынесено по всей стране и за все виды преступлений около 14 тысяч смертных приговоров! Так что, хоть "70 тысяч", хоть "четверть от миллионов" - это не более, чем плод чьих-то больных фантазий. Да и с 700 тысячами "арестованных" странно получается. К примеру, за все это время во всем СССР за "контрреволюционные и другие особо опасные преступления" всего было осуждено около 400 тысяч человек... По всему же СССР за данный период к уголовной ответственности привлекалось около 10 миллионов человек, из которых почти половина - за "дисциплинарные проступки", квалифицировавшиеся как срыв трудовой мобилизации (и к СМЕРШу не имевшие никакого отношения). Львиная доля среди остальных осужденных - уголовники. Поэтому крошечный в масштабах страны СМЕРШ ни "миллионы", ни даже "700 тысяч" арестовывать не мог чисто физически...
Настоящий скандал вокруг истории СМЕРШа спровоцировал также в 2013 году известный российский либерал, руководитель "Союза Правых Сил" Леонид Гозман, откровенно по-хамски отреагировавший на выход фильма о деятельности контрразведчиков. В своем блоге он сравнил СМЕРШ с СС, сказав, что отличались они, якобы, только тем, что у СС была более красивая форма. Ему жестко и хлестко ответила журналистка "Комсомольской Правды" Ульяна Скойбеда, породившая своим материалом известный интернет-мем "на гране фола" - "абажуры". Собственно, Гозман либо вообще не разбирался в сути явления (что менее вероятно), либо сознательно врал (что, увы, более вероятно). "Солдаты СС", о которых он писал (видимо, ваффен СС) - контрразведкой никогда не занимались, а привлекались в своей массе к карательным операциям и параллельно использовались, как обычный линейные части. СС была признана Нюрнбергским трибуналом преступной организаций, а СМЕРШ был признан рядом авторитетных экспертов самой эффективной спецслужбой Второй мировой войны, сделавшей огромный вклад в разгром гитлеровцев...
Итак, немного истории для понимания сути явления. Отмечу сразу, большая часть документов относительно деятельности СМЕРШа по сей день по вполне понятным причинам не рассекречена и не публиковалась в открытом доступе. Но даже общеизвестных фактов достаточно для понимания сути явления.
СМЕРШ возник в 1943 году. Его предшественниками можно считать 3 Управление НКО и особые отделы НКВД. В 1942 году вскрылся ряд недостатков в их работе, и руководство СССР решило систему военной контрразведки в военный период принципиально реформировать.
Поэтому 19 апреля 1943 года Постановлением Совнаркома были созданы три параллельные и абсолютно не зависящие друг от друга спецслужбы. СМЕРШ, известный нам по фильмам и книгам, - это Главное управление контрразведки СМЕРШ, входившее в состав Наркомата обороны - сугубо армейская структура, вопреки расхожим мифам, к НКВД никакого отношения больше не имевшая. Параллельно свои СМЕРШи были созданы в составе военно-морского флота и НКВД. Сотрудники последнего "мирными гражданами" не занимались. Их задачей было контрразведывательное обеспечение деятельности пограничных и внутренних войск, милиции и других подразделений НКВД.
"Основной" СМЕРШ НКО возглавил Абакумов, подчинявшийся только лично Сталину как наркому обороны. СМЕРШ флота возглавил Гладков, замыкавшийся на Кузнецова, а СМЕРШ НКВД - Юхимович, начальником которого был Берия.
Сотрудникам СМЕРШа присвоили звания, соответствующие званиям в новых их ведомствах. В соответствие с подразделениями привели и их форму. Некоторые начальники, правда, какое-то время сохраняли за собой и в армии звания "государственной безопасности", но это были, скорее, исключения.
Помимо бывших сотрудников особых отделов НКВД в СМЕРШ массово призвали армейских офицеров, а также "профильных" специалистов с "гражданки", в частности юристов.
Как мы уже рассказывали ранее, никаких заградотрядов СМЕРШ не создавал и в спины никому не стрелял. Его сотрудники занимались оперативной контрразведывательной работой, со скидкой на фронтовую специфику. В их обязанности входила охота на вражеских шпионов и диверсантов. А именно на разведывательно-диверсионную деятельность сделали упор гитлеровцы после "общевойсковых" неудач 1942 года. Вражеские агенты проникали через линию фронта, сбрасывались на парашютах, тысячи их проникали в тыл Красной армии под видом "бежавших пленных" или "бывших окруженцев".
Главная проблема заключалась в том, что большинство из них этнически принадлежали к народам, населявшим СССР. Это были освобожденные нацистами уголовники, пошедшие на сотрудничество с немцами военнопленные Красной армии, украинские и прибалтийские националисты, выходцы из эмигрантских кругов. Русский язык для большинства из них был родным, они знали тонкости поведения в обществе, неизвестные никому из иностранцев, поэтому их выявление и задержание было высочайшим искусством. Пройдя обучение в специальных разведывательно-диверсионных школах, они становились настоящими машинами для убийства. В отдельных случаях задачи на территории СССР решали и немцы - сотрудники элитных спецподразделений Абвера и СС.
Хрестоматийными примерами работы контрразведки стали такие приемы, как быстрая замена оформления документов, правил ношения формы. Широко известна история со скрепками - из-за разницы в материале советские скрепки на документах окислялись и оставляли ржавый след, а немецкие, из нержавейки, - нет. Такая мелочь стоила карьеры, а может и жизни, многим шпионам. Известно, и то, как контрразведчики разоблачили немецкого агента, готовившего покушение на Сталина. Их внимание привлек "псевдосмершевец", ехавший на чистом сухом мотоцикле, в то время как в районе, из которого он якобы следовал, шел сильный дождь. А неправильно расположенные на кителе награды (порядок их ношения незадолго до этого был сменен) окончательно доказали, что "офицер" не тот, за кого он себя выдает...
Служба в СМЕРШе была даже более опасной, чем на передовой. Оперативник в среднем успевал послужить только 3 месяца, после чего выбывал по смерти или ранению...
В общем, по имеющейся информации, более 6 тысяч сотрудников СМЕРШа погибли в годы войны, сотни - пропали без вести. Четверо посмертно стали Героями Советского Союза. Многие, работая на передовой в наиболее сложных ситуациях, брали на себя командование подразделениями и проявляли чудеса героизма: "Например, ст. лейтенант А. Ф. Калмыков, оперативно обслуживавший батальон 310 сд. был награждён посмертно орденом Красного Знамени за следующий подвиг. В январе 1944 г. личный состав батальона пытался овладеть штурмом деревней Осия Новгородской области. Наступление было остановлено сильным огнём противника. Повторные атаки результатов не давали. По договоренности с командованием, Калмыков возглавил группу бойцов и с тыла проник в деревню, обороняемую сильным вражеским гарнизоном. Внезапный удар вызвал у немцев замешательство, однако их численное превосходство позволило окружить смельчаков. Тогда Калмыков вызвал по рации «огонь на себя». После освобождения деревни на ее улицах кроме наших погибших воинов было обнаружено около 300 трупов противника, уничтоженного группой Калмыкова и огнем наших орудий и миномётов"...
За годы войны СМЕРШ провел до 250 успешных радиоигр, выманив и захватив в их ходе около 400 вражеских агентов и кадровых сотрудников разведки. В целом же силами СМЕРШа было захвачено и нейтрализовано более 30 тысяч вражеских шпионов, диверсантов, террористов. Лидеры Третьего Рейха вынуждены были сами констатировать, что масштабная разведывательно-диверсионная деятельность не приносит им и доли ожидаемого результата...
В некоторых случаях один сотрудник СМЕРШа стоил целой армии. Ведь от своевременности нейтрализации вражеского шпиона зависел успех масштабных операций и сотни тысяч жизней красноармейцев. На территории Германии СМЕРШ боролся с нацистской тайной террористической организацией "Вервольф", в Прибалтике и на Украине - с коллаборационистским националистическим бандподпольем, которым руководили сначала из Берлина, а потом - из Лондона.
После войны СМЕРШ был выведен из состава НКО и передан МГБ, реорганизовавшись со временем в управление военной контрразведки.
Радует, что кроме откровенных исторических фальшивок существуют и достойные художественные произведения о СМЕРШе. В первую очередь, это касается великолепной книги Владимира Богомолова "Момент истины" (очень рекомендую всем, кто желает подробнее узнать о работе СМЕРШа), по которой был снят в целом неплохой фильм "В августе 44-го". Хорошее впечатление производит и недавно снятый российско-белорусский сериал "Смерть шпионам".
Мы пока по объективным причинам многого не знаем о работе СМЕРШа, но даже то, что нам уже известно о службе его сотрудников, свидетельствует о том, что они были настоящими героями, сделавшими огромный вклад в Победу над нацизмом, спасшими миллионы жизней советских граждан - как военнослужащих, так и представителей мирного населения. И они достойны не грязных поклепов в духе Гозмана и компании, а глубочайшего почтения и уважения.
Ссылка

Военная техника на параде Победы в Перми. 9 мая 2015 года.

Война 08.08.08. Искусство предательства
Самый откровенный документальный фильм о войне в Южной Осетии "Война 08.08.08. Искусство предательства". Ленту снял российский интернет-телеканал Russia.ru, и она станет одним из первых российских интернет-фильмов.
Впервые исчерпывающие доказательства вины грузинского режима в развязывании конфликта в Южной Осетии собраны вместе и доступны любому пользователю всемирной Сети. "Война 08.08.08" полностью основан на документальных съемках, показаниях очевидцев и уликах, собранных южноосетинской прокуратурой, а также видео, выложенном на ресурсе YouTube, новостийных сюжетах российских и западных телеканалов.
Съемочная группа телеканала Russia.Ru привезла из Южной Осетии более 40 часов видеосъемок. Это свидетельства очевидцев, на чьих глазах грузинская армия уничтожала их родственников и друзей. Это показания свидетелей о военных преступлениях грузинских солдат и наемников из США, Украины, Прибалтики и других стран. Это уникальные кадры, которых достаточно для того, чтобы отдать под трибунал военного преступника, приказавшего стрелять по спящему Цхинвалу из оружия массового уничтожения.

В южнокорейском Инчхоне почтили память моряков крейсера "Варяг" и канонерки "Кореец"
Памятник героям "Варяга" и "Корейца", созданный по проекту скульптора Андрея Балашова, был установлен на набережной Инчхона в феврале 2004 года




В Желтом море в бухте южнокорейского портового города Инчхон прошла церемония в память о 112-й годовщине подвига команды русского крейсера "Варяг" и канонерской лодки "Кореец". В ней приняли участие посол РФ в Республике Корея Александр Тимонин, сотрудники военного атташата (ВАТ), дипломаты, ученики школы при посольстве в Сеуле, а также представители южнокорейских военно-морских сил.
Корвет (в российской классификации - малый противолодочный корабль) ВМС Республики Корея доставил россиян к месту, где были затоплены "Варяг" и "Кореец".
"В этот день наши героические моряки вступили в неравный бой с превосходящими силами противника. В этом бою они не только с честью выполнили свой воинский долг, и нанесли большой урон японским кораблям, но и продемонстрировали силу духа и мужество, присущие российским военным", - напомнил Тимонин. "Каждый год мы посещаем это священное для нас место и возлагаем венки. Для многих поколений российских граждан подвиг экипажа крейсера "Варяг" является образцом героизма, примером патриотического отношения к своей Родине", - подчеркнул он.
После этого на воду был спущен венок, а южнокорейские военные горнисты исполнили траурную мелодию.
По прибытии в порт делегация направилась к памятнику, установленному в Инчхоне в 2004 году к 100-летию со дня битвы "Варяга" и "Корейца" с 14 военными кораблями японской эскадры. Россияне возложили цветы к подножию монумента, увенчанного медной бескозыркой.
Памятник героям "Варяга" и "Корейца", созданный по проекту скульптора Андрея Балашова, был установлен на набережной Инчхона в феврале 2004 года благодаря усилиям руководства администрации президента России, правительства, министерства обороны, МИД РФ, ТАСС, Общества российско-корейской дружбы, Международного фонда "Творчеством славим Отечество", командования ВМС России и многих, кому дорога память о героизме моряков российского флота.

Мемориал изготовлен из гранатового амфиболита, который на территории РФ разрабатывается только в местечке Чупа на Кольском полуострове. Как ранее сообщил ТАСС Балашов, такой камень позволяет в точности воплотить художественный замысел, "напоминая холодные февральские воды залива Чемульпхо в Желтом море, где наши корабли сражались с японской эскадрой, а также капли пролитой моряками крови".
При закладке памятника скульптором в его основание был заложен небольшой православный крестик из кипариса, освященный Патриархом Московским и всея Руси Алексием II.
Ссылка

Отредактировано Listrigon (2016-02-11 22:12:45)

В Зеленограде ко Дню Победы протянут георгиевскую ленту длиной в 3 км

В преддверии Дня Победы в Зеленограде состоится акция «Рубеж Славы Крюково», в рамках которой москвичи протянут вдоль мест боевой славы георгиевскую ленту длиной в три км.
Мероприятие состоится 5 мая. Акция будет приурочена не только ко Дню Победы, но и к 75-летию битвы под Москвой. Зеленоград — единственный округ столицы, на территории которого проходили боевые действия во время войны 1941-1945 гг., сообщает агентство «Москва».
Впервые акция «Рубеж Славы Крюково» прошла в Зеленограде в 2015 года. В рамках мероприятия состоялось возложение цветов и венков к воинским захоронениям.
Ссылка

Цветной документальный фильм «Парад Победы 1945 года»

Егоров и Кантария. А третий лишний?
Человек, поднявший знамя над рейхстагом, до сих пор не значится среди героев

Сказанного не воротишь
В зале ростовской киностудии темно, в тишине шелестит старая поцарапанная пленка. На экране - кадры военной хроники, воспоминания участников взятия рейхстага. Это фильм "Знамя Победы", он так никогда и не увидел свет. Слишком отличалось то, что рассказали его герои, от общепринятой легенды. Единственная копия фильма существует в личном архиве режиссера Романа Розенблита.
-Я собрал пять человек, участников той бойни, на даче Сталина в Сухуми, - рассказывает режиссер, - они приехали из разных концов страны. Командир дивизии Василий Шатилов, первый комендант рейхстага Федор Зинченко, командир батальона Степан Неустроев, командир роты Илья Сьянов и полковой разведчик Мелитон Кантария. В этой группе было такое внутреннее напряжение, что с ними рядом тяжело было находиться. Я усадил их в гостиной за большим столом. "Вы прошли всю войну, брали Берлин. Невозможно предположить, что кто-то из вас чего-то боится. Время уходит, вас остается все меньше. Уже Береста нет в живых, погиб Егоров. То, что вы сейчас скажете, навсегда зафиксирует пленка". Вот так мы поговорили перед съемкой.
Стрекочет проектор. Благодушно, но очень осторожно, заученными фразами, говорит Шатилов:
-В 13 часов 30 апреля наша артиллерия открыла огонь по рейхстагу. Канцелярию били так, что 30 минут земля дрожала. А потом поднялась пехота и пошла на штурм. Знамя Победы было вручено Зинченко.
Говорит полковник Федор Зинченко:
-Я подозвал Егорова и Кантария к окну. Видите купол? Вот там должно быть знамя.

Как будто исповедуется Неустроев:
-Чтобы было надежно, решили послать Береста. Он дойдет обязательно - мощный, сильный, волевой. Если что случится с Егоровым и Кантария, он доберется.
Нервничает и сбивается Кантария. Ни он, ни Егоров никогда не упоминали имя Береста. Только сейчас Кантария, когда напротив сидит Неустроев, пославший их к рейхстагу, вытягивает из себя:
-Нам сказали - знамя прикрепите к колонне. Через некоторое время была поставлена другая задача - Бересту, мне и Егорову пробираться на купол рейхстага. Задача Береста - охранять Егорова и Кантария. Мы пробрались на крышу. Показали знамя, чтобы все видели. Он до конца прошел с нами.
Вот так впервые было названо имя Алексея Береста.
-Эта история до сих пор как натянутая струна, - говорит режиссер фильма, - борьба за славу, самолюбие сильных мужчин, исторические ошибки, намеренные и случайные, - много здесь всякого сплелось.
Звезда комбата
Берест не любил смотреть фильмы про войну. Говорил коротко - брехня. Даже кадры хроники взятия рейхстага - постановка. Фронтовому оператору выделили несколько подразделений, и они по команде воспроизвели примерную картину взятия фашистской канцелярии.
Знамен победы было несколько. На штурм рейхстага шли девять дивизий, и в каждой из подручных средств было сооружено алое полотнище на древке.
-Стеклянный купол рейхстага светился от взрывов, - рассказывал Берест своей дочери Ирине. - Крыша железная гудела как орган. Сверху видно было: весь Берлин горел. Я теперь точно знаю, как оно в аду. Если тебе скажут, что страшно не было, не верь. Мы прикрутили знамя ремнями к ноге бронзовой лошади на фронтоне. Подергали, решили, что не оторвется - и вниз.
В мае 1946 года был опубликован Указ о присвоении звания Героя Советского Союза офицерскому и сержантскому составу Вооруженных сил СССР, водрузившему Знамя Победы над рейхстагом. Алексея Береста в списке не было.
Эта загадка долго мучила комбата Неустроева, лично посылавшего его на задание. Только через двадцать лет Неустроев узнал, почему политрук остался не отмеченным. Крупный военачальник, член Военного совета фронта Телегин, участвовавший в подготовке указа, рассказал Неустроеву за рюмочкой коньяка, что свою роль сыграл в этом деле маршал Жуков. Он не любил политработников. Увидев в представлении Береста "замкомбата по политической части", он вычеркнул его из списка.
- Отца никогда не приглашали в Москву на парады, - рассказывает Ирина Берест, - но к нам каждый год приезжали его однополчане. Мы жили тогда прямо над котельной, в доме все время стоял шум, невыносимо пахло сгоревшим углем. Неустроев нередко высказывал отцу: "Что ты, Алексей, живешь в скотских условиях! У тебя даже телефона нет!"
А выпив, начинал каяться перед ним, снимал звезду с пиджака и вешал ее Бересту:
- Она твоя.
Отец говорил: -Оставь это, Степан...
Ему было неприятно, больно.
Арест
-В то время нужны были послушные герои, - говорит Ирина Алексеевна, - слишком он был ершистым, неуступчивым, тесновато ему было в мирной жизни. Он и женился, взяв жену с боем, чем навсегда покорил тещу. В госпитале, где папа лечился от тифа, мама работала медсестрой. Как-то раз он запер ее в ванной и сказал - не выйдешь за меня, застрелюсь прямо здесь. Когда его отправляли служить в Германию, он не захотел расставаться с молодой женой. В деревянном ящике провез ее через все границы. Поставил начальство перед фактом: "Вот я, вот жена!". Тем ничего не оставалось делать, как смириться.
Потом отец служил в Севастополе на корабле. Моряки сухопутных не уважают, а Береста приняли как своего.
После службы Береста направили в станицу Неклиновскую начальником местной кинофикации. И вот здесь произошло то, что едва не погубило всю семью.
Кассирша в подведомственном ему кинотеатре продала билеты, а деньги присвоила. Проверка нагрянула тайно вечером. Береста арестовали. На допросе следователь сказал ему, что надо, мол, еще разобраться, где ты был во время войны. Берест вспылил, сгреб его вместе с креслом и выбросил из окна второго этажа на улицу...
Мама нашла этого следователя в семидесятые годы, он признался: "Его надо было посадить, на меня давили сверху: либо он сядет, либо ты вылетишь с работы".
Без отца
Алексею Бересту дали десять лет.
После ареста под утро к нам домой пришел его друг:
-Спрячьте ценные вещи, придут - заберут все.
-У меня только двое детей, да вот еще коза, - ответила мама.
В Неклиновском архиве среди документов нашелся протокол обыска. В графе "Наименование и описание предметов" рукой следователя написано - нет ничего.
Семнадцать человек на суде подтвердили непричастность Береста к растрате. Однако его признали виновным.
Мать решила тогда, что она свое отжила. А раз она, то и мы вместе с ней. Мы залезли на печь, холодную, нетопленую. Мама укрыла нас одеялом, обняла. В студеной хате мы с братом пролежали, прижавшись к матери, три дня. Соседи заметили, что дымка над трубой нет, третьи сутки не открывается дверь и заподозрили неладное. Выломали дверь, а мы уже едва богу души не отдали.
Отец так ничего и не узнал об этом куске нашей жизни без него.
Берест писал в письмах домой: "Сфотографируйтесь все вместе, я очень соскучился. Ты спрашиваешь, какой я здесь стал. Я стал очень спокойным. Чем страшнее, тем спокойнее я становлюсь".

-Освободившись, отец устроился на завод, казалось, что жизнь наконец-то налаживается, - продолжает Ирина.
Накануне дня рождения жены он, как обычно, пошел в садик за внуком. Домой вернулся только мальчик. Сказал: "Дедушку сбил поезд".
Увидев, что на рельсы упала девочка, Берест спрыгнул вниз, оттолкнул ребенка, а сам не успел. В день прощания люди принесли столько цветов, что ими был завален весь дом.
Ночь с 30 апреля на 1 мая
Говорит комбат Степан Неустроев: Помню, как кричал командир 756-го полка Зинченко:
" Где знамя? Не на колонне оно должно быть. Наверх надо, на крышу рейхстага! Чтобы все видели!" Через некоторое время бойцы вернулись подавленные - темно, нет фонарика, не нашли выход на крышу. Зинченко матерился так, что стены дрожали как при артобстреле. Прошло больше часа. Думали, все: нет никого в живых. И вдруг видим: на фоне стеклянного купола рейхстага пляшут трое. Понятно, что не от радости. Просто, если двигаешься, меньше вероятности попасть под пулю. А со стороны казалось, что солдаты наверху исполняют какой-то бешеный нервный танец.
Ссылка

Героям посвящается.

Феномен Лаврентия

Роль Берии в создании атомного и ракетного оружия до сих пор не оценена должным образом
Семьдесят лет назад, весной 1946-го в СССР произошли события, которые положили начало реализации двух важнейших оборонных проектов – атомного и ракетного.
9 апреля принято Постановление Совета министров СССР № 805-327сс, по которому сектор № 6 лаборатории № 2 Академии наук СССР реорганизовывался в Конструкторское бюро № 11. Начальником КБ был назначен генерал П. М. Зернов, до этого – замминистра транспортного машиностроения СССР. Главным конструктором КБ-11 «по конструированию и изготовлению опытных реактивных двигателей» стал профессор Ю. Б. Харитон. Так был основан крупнейший отечественный центр разработки ядерного оружия – Всероссийский НИИ экспериментальной физики в Сарове (Арзамас-16).
Но когда страна, поднимаясь из развалин, начинала свой атомный проект, она сразу ставила и задачу создания межконтинентальных средств доставки «атомного аргумента» на территорию потенциального агрессора. И 29 апреля у Сталина состоялось представительное совещание, относящееся уже к ракетным проблемам. Эту историю стоит вспомнить, как и то, что куратор советского атомного проекта Л. П. Берия сыграл выдающуюся роль и в организации ракетных работ.
Вначале были немцы
Работы по управляемым баллистическим ракетам (БР) в СССР велись давно, в частности этим занимался знаменитый будущий «Главный конструктор космонавтики» С. П. Королев. Но всерьез над БР у нас начали работать лишь после окончания войны, когда удалось в полной мере узнать, насколько здесь оторвались ото всех – не только от СССР, но и от США – немцы со своей фантастической по тем временам БР V-2 (Фау-2).
Весной 1945-го советские специалисты обследовали германский ракетный научно-исследовательский центр в Пенемюнде, и 8 июня того же года нарком авиационной промышленности А. И. Шахурин докладывал в ГКО Маленкову: «Институт располагался на территории площадью около 80 квадратных километров, имея более 150 зданий и сооружений общей площадью свыше 200 тысяч квадратных метров. Мощность сохранившейся электростанции института – 30 тысяч киловатт. Число сотрудников в институте доходило до 7500 человек».
Начались работы по демонтажу оборудования и вывозу его в СССР из Пенемюнде, с ракетного завода фирмы «Рейнметалл-Борзиг» в пригороде Берлина Мариенфельде, из других мест. Забирали и тех германских ракетчиков, которых не успели захватить американцы, хотя к последним уже инициативно ушли главный по этой части в рейхе Вернер фон Браун, генерал Дорнбергер и еще многие.
В самой Германии в то время действовал институт «Нордхаузен», начальником которого был гвардии генерал-майор артиллерии Л. Гайдуков, а главным инженером – С. Королев, тот самый… Там работали и советские специалисты, и немцы.
17 апреля 1946-го Сталину была направлена записка об организации научно-исследовательских и опытных работ в области ракетного вооружения в СССР. Ее подписали Л. Берия, Г. Маленков, Н. Булганин, Д. Устинов и Н. Яковлев – начальник Главного артиллерийского управления Красной армии. Заметим, что первым на документе расписался Берия, и дело тут было не в алфавитном порядке.
В записке говорилось, в частности, что в Германии вопросами ракетного вооружения занимались 25 научно-исследовательских организаций, было разработано до 15 образцов, в том числе ракета дальнего действия Фау-2 с предельной дальностью 400 километров. Заканчивалась записка словами: «Для обсуждения всех этих вопросов целесообразно было бы собрать у Вас специальное совещание».
29 апреля такое совещание у Сталина состоялось в составе: И. В. Сталин, Л. П. Берия, Г. М. Маленков, Н. А. Булганин, М. В. Хруничев, Д. Ф. Устинов, Б. Л. Ванников, И. Г. Кабанов, М. Г. Первухин, Н. Н. Воронов, Н. Д. Яковлев, А. И. Соколов, Л. М. Гайдуков, В. М. Рябиков, Г. К. Жуков, А. М. Василевский, Л. А. Говоров.
Совещание шло с 21.00 до 22.45, после чего у Сталина остались только Булганин и Маленков. Вскоре был образован Специальный комитет по реактивной технике при СМ СССР, возглавлявшийся вначале Маленковым, а затем (уже как Комитет № 2) – Булганиным.
Берии и без дальних ракет дела хватало – он уже вовсю впрягся в атомный проект как его куратор. Но 28 декабря 1946-го уполномоченный Специального комитета по реактивной технике в Германии Н. Э. Носовский через уезжавшего в Москву за новым назначением члена «ракетного» Спецкомитета генерал-полковника И. А. Серова направил Маленкову подробнейший многостраничный отчет о структуре и работе ракетного института «Нордхаузен».
Иван Серов на сопроводительном письме к отчету наложил резолюцию, адресуясь к одному из помощников Берии: «Тов. Ордынцеву! Когда будет свободное время у Л. П. Берии, прошу кое-что из документов, а главное – фотографии, показать. 29.12.1946. Серов».
31 декабря отчет поступил в секретариат Берии, а уже оттуда – в ЦК ВКП(б) Маленкову. Любопытно и показательно, что Серов предлагал Ордынцеву ознакомить Берию с важными, но прямо к наркому не относящимися документами тогда, когда у того будет свободное время. Вообще-то с этим понятием связывают менее утомительные занятия, чем чтение объемной и насыщенной по содержанию деловой бумаги. Но такое уж, оказывается, было у Лаврентия Павловича «свободное» времяпрепровождение.
Это все к тому, что у многих по сей день сохраняется стойкое заблуждение, что «сластолюбец» Берия в свободное время увлекался исключительно гаремом из подхваченных в «черный воронок» юных москвичек, которых после утех растворяли то ли в серной, то ли в соляной, то ли в еще какой-то хитроумной кислоте. В реальности ничего похожего не было.
Был ежедневный многочасовой труд, результатом которого оказывались растущие мощь Советского Союза и благосостояние его народов. Иван Серов хорошо знал реального, а не демонизированного Берию, поэтому и выразился именно так. Серов понимал, что писал, потому что знал: в свое рабочее время Берия занят тем, что ему конкретно Сталиным поручено. А вот в свободное сможет отвлечься на изучение и тех проблем, которые объективно важны для государства, но в сферу рабочих интересов в данный момент не входят. Тем более что сегодня дальние ракеты для Берии – необязательный факультатив, а завтра, смотришь, – прямое поручение товарища Сталина.
Отчет из «Нордхаузена» Берия, конечно, прочел, но кураторство дальних ракет было тогда поручено другому. Впрочем, как мы увидим, и эти работы без Лаврентия Павловича не обошлись.
Коллективный Берия
10 мая 1947-го в Специальном комитете реактивной техники при СМ СССР в соответствии с особо важным постановлением СМ СССР № 1454-388 «Вопросы реактивной техники» произошла «смена караула». Первым пунктом документа Специальный комитет реактивной техники переименовывался в Комитет № 2, но суть заключалась во втором (всего их было пять), гласившем: «Назначить заместителя председателя Совета министров СССР т. Булганина Н. А. председателем Комитета № 2 при Совете министров СССР, удовлетворив просьбу т. Маленкова Г. М. об освобождении его от этой обязанности».
В особых комментариях эта руководящая чехарда, пожалуй, не нуждается – и так ясно, что Маленков провалился. Но кое-что прояснить надо. Замена Маленкова Булганиным никак не была связана с так называемым авиационным делом, когда первого вывели из секретариата ЦК ВКП(б) вследствие того, что он, как было сказано в постановлении Политбюро ЦК, «морально отвечает за те безобразия», которые были вскрыты в Министерстве авиационной промышленности СССР и ВВС. Выяснилось, что во время войны НКАП наркома Шахурина выпускал, а ВВС маршала авиации Новикова принимали недоброкачественные самолеты.
Дело, однако, не в этом. Был главным «ракетчиком» Маленков – стал главным «ракетчиком» Булганин. А ракеты все так же не летали или летали плохо. Почему?
Ни Маленков, ни Булганин не были бездарными управленцами – в команду Сталина такие не попадали. Даже Хрущев на протяжении многих лет из общей упряжки не выбивался. Так что и Маленков, и Булганин много и толково поработали и до войны, и во время, и после нее. Но со Спецкомитетом № 2 ни у того, ни у другого не заладилось.
Маленков был загружен работой в ЦК, Булганин – в Совмине, но ведь и Берия, председатель атомного Спецкомитета, тоже имел обширные обязанности по Совмину СССР, как и Булганин. Но у Берии все ладилось и в Спецкомитете, и с курированием разработки противокорабельной крылатой ракеты «Комета», а позднее – системы ПВО Москвы «Беркут». Почему так?
Не потому ли, что к рубежу 40–50-х ни у Маленкова, ни у Булганина, как и у других членов сталинской команды, не было уже ни того вкуса к новому, который был у Берии, ни такого интереса к людям?
Все послевоенные оборонные проблемы отличались небывалой новизной: атомное оружие, реактивная авиация, ракетная техника различных классов, многофункциональная радиолокация, электроника, цифровые вычислительные машины, экзотические, ранее не производившиеся материалы. Даже испытанные «сталинские зубры» терялись, а Берия – нет!
Во-первых, потому, что был талантливее – имел быструю и точную реакцию, сразу схватывал суть, широко мыслил. Во-вторых, выделялся феноменальной производительностью и свободное от порученного дела время использовал тоже для работы. И, наконец, Берия умел не только подобрать людей, вместе с ним делающих то, что было поручено Родиной и Сталиным, но и не мелочиться, доверяя им. На этот счет есть, например, свидетельство человека, к Берии отнюдь не расположенного, – известного ракетчика Бориса Чертока. В капитальном труде «Ракеты и люди» он сообщает, что Дмитрий Устинов, возглавив возникающую ракетную отрасль, к 1949 году понял всю несуразность структуры ведущего НИИ отрасли – НИИ-88, однако на реорганизацию не отважился, поскольку над ним стоял аппарат Оборонного отдела ЦК ВКП(б) во главе с Иваном Сербиным, имевшим прозвище Иван Грозный. Без его санкции были невозможны никакие изменения, поощрения и прочее, причем Черток вспоминает, что не раз имел возможность лично убедиться: министры этого аппаратчика побаивались и никогда не рисковали спорить с ним.
А вот в атомном и в проекте «Беркут» все было, по словам Чертока, принципиально иначе, и он даже с некой грустью сообщает, что там, где руководил Лаврентий, все кадровые, например, решения принимал Ванников, согласовывая их с Курчатовым и представляя на утверждение Берии.
Тут Черток, конечно, перебрал – ключевые кадровые решения тот принимал сам, начиная с привлечения в атомные работы того же Ванникова и заканчивая назначениями руководителей предприятий, как это было, в частности, с директором «плутониевого» комбината № 817 Б. Г. Музруковым, которого Берия, зная как толкового человека еще по войне, высватал с Уралмаша.
Но показательно, что, по оценке Чертока, аппарат Спецкомитета № 1 был небольшим. На секретариат атомного Спецкомитета ложилось много обязанностей, включая подготовку проектов постановлений СМ СССР, которые Берия отдавал на подпись Сталину. Но этот маленький коллектив работал на редкость эффективно. Почему?
Да потому, что стилем Берии было доверие к тем, кто заслуживал. И еще одна черта его стиля была крайне продуктивной в том числе и потому, что не так уж она у руководителей и распространена, а подчиненными ценится. Имеется в виду явный вкус Берии к коллективному мышлению, его умение привлекать к выработке решений всех, кто мог полезно высказаться по существу вопроса. «Каждый солдат должен знать свой маневр» – это все же более эффектная фраза, чем деловой принцип. Но вот каждый офицер, а уж тем более генерал свой маневр должен знать и понимать крепко.
У Берии так и было, и анализ его деловых резолюций говорит о нем многое. Как правило, в резолюциях Берии есть слова: «Тт. таким-то. Прошу обсудить…», «Прошу сообщить Ваше мнение…» и т. п.
Как известно, ум – хорошо, а два – лучше. Но анализируя то, как руководил Берия, убеждаешься: он принимал к исполнению эту истину в усовершенствованном варианте: «Ум – хорошо, а двадцать – лучше». При этом сказанное ни в коем случае не означает, что он делил свою личную ответственность за решение со многими. Окончательное решение, если оно требовало уровня Берии, принимал сам, за спины подчиненных не прячась.
Собственно, так же руководил и Сталин с той лишь разницей, что он за свои решения отвечал уже не перед кем-то лично, а перед народом и историей.
К началу 1949 года в урановой проблеме, решавшейся под руководством Берии, наметился близкий успех, и в конце августа была испытана первая советская атомная бомба РДС-1. С созданием ракетной техники – под началом Булганина – дела шли значительно хуже.
8 января 1949-го начальник головного ракетного НИИ-88 Лев Гонор и парторг ЦК ВКП(б) при НИИ-88 Иван Уткин обратились к Сталину с особо важной докладной запиской, где сообщали, что работы по созданию реактивного вооружения проводятся медленно, постановление правительства от 14 апреля 1948 года за № 1175-440сс находится под угрозой срыва… «Нам кажется, – докладывали Гонор и Уткин, – что это происходит вследствие недооценки важности работ по реактивному вооружению со стороны ряда министерств…» И далее – что стоит выделить особо: «Вопрос о… работе основных смежников… неоднократно был предметом обсуждения Комитетом № 2 при Совете министров СССР… однако все попытки резко улучшить их работу, а главное – поднять у руководителей ведомств и основных предприятий чувство ответственности за качество и сроки работ не дали желаемых результатов».
Читатель помнит, что в СССР тогда вел работы и Спецкомитет Берии. И возможные меры репрессивного (если уж ставить вопрос так) воздействия на нерадивых у Лаврентия Павловича были не большими, чем у руководства Спецкомитета № 2. А результаты различались принципиально.
Дело не в репрессиях
Тем, кто думает, что успехи Спецкомитета № 1 достигались под страхом смертной казни, будет интересно свидетельство одного из выдающихся атомщиков, трижды Героя Социалистического Труда К. И. Щелкина: за время руководства Берией атомными работами не был репрессирован ни один человек.
Гонор и Уткин закончили свою записку просьбой: «Для коренного улучшения дел по изготовлению ракет просим Вашего личного вмешательства».
Все, однако, шло по-прежнему – ни шатко ни валко. К концу августа 1949-го Комитет № 2 при СМ СССР был ликвидирован, ответственность за разработку дальних ракет особо важным Постановлением СМ СССР № 3656-1520 возложили на Министерство Вооруженных Сил. Приказом его главы маршала Василевского № 00140 от 30 августа 1949 года было положено начало формированию Управления по реактивному вооружению МВС СССР.
Ничего путного из этого, конечно, не получилось. И это можно было понять между прочим уже из анализа приказа Василевского – там много слов, но мало дельных мыслей и конкретных идей.
Сегодня никто не сможет сказать точно, была ли связана ликвидация Комитета № 2 с тем, что атомный проект под руководством Берии добился первого исторического успеха – бомба РДС-1 взорвалась. Не исключено, что Сталин сразу хотел нагрузить Берию еще и дальними ракетами, коль скоро в атомных работах наметился обнадеживающий просвет… Однако возможно, что тут заартачились военные и, решив, что они «сами с усами», забрали ракетные работы под свою опеку.
Так оно было или нет, но разрабатывать новую технику и командовать войсками – занятия разные и особых успехов у Управления по реактивному вооружению МВС СССР замечено не было. А тут подоспел проект ПВО «Беркут», для реализации которого 3 февраля 1951 года Постановлением СМ СССР № 307-144сс/оп было образовано Третье главное управление, замыкавшееся на Берию.
Итог был ожидаемым – 4 августа 1951 года Сталин подписал Постановление СМ СССР № 2837-1349 с грифом «Совершенно секретно. Особой важности», начинавшееся так: «Совет министров Союза ССР ПОСТАНОВЛЯЕТ:
1. Ввиду того, что разработка ракет дальнего действия Р-1, Р-2, Р-3 и организация серийного производства ракеты Р-1 родственны с работами по «Беркуту» и «Комете», возложить наблюдение за работой министерств и ведомств по созданию указанных ракет на заместителя Председателя Совета министров СССР товарища Берия Л. П.».
И положение с разработкой дальних ракет в СССР, а это становилось все более важной задачей, сразу стало выправляться. Уже 10 декабря 1951-го принята на вооружение ракета дальнего действия Р-1 с дальностью полета 270 километров с боевой частью, содержавшей 750 килограммов взрывчатого вещества с рассеянием по дальности – плюс-минус восемь километров, боковым – плюс-минус четыре километра. Это было только начало – не очень удачное, но ведь еще летом предшественники Берии никак не могли наладить серийное производство Р-1 на Днепропетровском автомобильном заводе (будущем Южмаше).
Стали готовиться инженерные кадры для возникающей ракетной промышленности, улучшаться быт разработчиков – все шло по отработанной Берией и его соратниками деловой схеме…
Вернемся в весенние дни 1946-го, когда 14 и 29 апреля в кремлевском кабинете Сталина прошло два совещания на ракетную тему, а 13 мая вышло постановление СМ СССР № 1017-419сс «О вопросах реактивного вооружения».
Как уже известно читателю, тогда был образован Специальный комитет по реактивной технике под председательством Г. М. Маленкова. В составе: министры вооружения и промышленности средств связи Д. Ф. Устинов и И. Г. Зубович (заместители председателя), начальник Главного артиллерийского управления МВС СССР Н. Д. Яковлев, заместитель председателя Госплана СССР П. И. Кирпичников, член Совета по радиолокации при СМ СССР академик А. И. Берг, министр сельскохозяйственного машиностроения («мирное» название прикрывало оборонный профиль) П. Н. Горемыкин, заместитель главноначальствующего советской военной администрации в Германии (с декабря 1946-го – заместитель министра внутренних дел СССР) И. А. Серов, начальник 1-го ГУ Министерства вооружения СССР Н. Э. Носовский.
Отметим здесь Петра Ивановича Кирпичникова (1903–1980). Его Лаврентий Павлович заметил еще в начале войны. Были в Спецкомитете Маленкова и другие люди, давно и прочно связанные с Берией деловым образом: тот же Иван Серов да и Дмитрий Устинов. Сошлемся на П. И. Качура, автора статьи «Ракетная техника СССР: послевоенный период до 1948 года» в № 6 журнала Российской академии наук «Энергия» за 2007 год: «Фактически ракетостроением руководил Л. П. Берия. Г. М. Маленков не занимался организационными и производственными вопросами и был формальным председателем комитета»...
Роль личности
Б. Е. Черток подтверждает, что Маленков и вскоре сменивший его Булганин «особой роли в становлении... отрасли не играли. Их высокая роль сводилась к просмотру или подписанию проектов постановлений, которые готовил аппарат комитета».
Все повторялось, как в случае с «авиатором» Маленковым и «танкистом» Молотовым во время войны. Они и тогда председательствовали, а Берия тянул воз, хотя это не сразу было оформлено официально.
Причем роль последнего в становлении советской ракетной отрасли тем более значительна, что у разработчиков этой техники, кроме Берии, в высшем руководстве страны был вначале лишь один влиятельный сторонник – сам Сталин. Авиаконструкторы, исключая Лавочкина, на оружие нового типа смотрели, мягко говоря, сдержанно. Как, впрочем, на первых порах и на реактивную авиацию. По свидетельству того же Чертока, Александр Сергеевич Яковлев «недружелюбно относился к... работам по БИ (ракетный перехватчик Березняка и Исаева с ЖРД Душкина. – С.Б.) и к работам А. М. Люльки по первому отечественному варианту турбореактивного двигателя» и даже опубликовал в «Правде» нашумевшую статью, где характеризовал немецкие работы в области реактивной авиации как агонию инженерной мысли фашистов.
Не жаловали новую технику (которой еще только предстояло стать оружием) и генералы. В 1948 году на совещании у Сталина маршал артиллерии Яковлев резко высказался против принятия ракет на вооружение, мотивируя отказ их сложностью и низкой надежностью, а также тем, что те же задачи решаются авиацией.
Сергей Королев столь же резко выступал «за», но в 1948-м маршал Яковлев и «полковник» Королев были величинами очень уж разных калибров. Зато Берия поддержал проект сразу. Собственно, тот факт, что ракетные дела изначально стал курировать нарком вооружений Устинов (которого в какой-то мере можно считать «человеком Берии»), а не нарком авиационной промышленности Шахурин (так сказать «протеже Маленкова»), сразу обнаруживает влияние Лаврентия Павловича.
Но тщетно мы будем искать его имя в летописи советского ракетостроения. Хорошо хоть нынешняя «ядерная» наша история «сатрапом» и «палачом» Берией не погнушалась и его выдающаяся роль в отечественном атомном проекте сегодня признана повсеместно. Между тем этот крупнейший деятель своего времени, облыжно обвиненный в 1953 году, так по сей день и не реабилитирован.
Пора бы…
После того как Берия стал официально назначенным куратором не только атомной, но и ракетной программы, отрасль начала прочно становиться на ноги. Развитие работ по дальним ракетам шло все возрастающими темпами. 13 февраля 1953-го принято постановление СМ СССР № 442-212сс/оп «О плане опытно-конструкторских работ по ракетам дальнего действия на 1953–1955 годы». Уже к октябрю на зачетные испытания требовалось представить баллистическую ракету Р-5 с прицельной дальностью полета 1200 километров при максимальном отклонении: по дальности – плюс-минус шесть километров, боковом – плюс-минус пять километров. Это уже был успех. А к августу 1955-го ожидались ракеты Р-12 с дальностью 1500 километров при тех же максимальных отклонениях от цели, что и для Р-5. Но успешным результатам, в том числе и своих личных усилий, Лаврентий Павлович порадоваться уже не смог.
Сергей Брезкун

Три танка — одним снарядом
Самый результативный выстрел Великой Отечественной войны

Случилось это на Курской дуге, когда целью бронебойного снаряда, выпущенного нашей 76-мм пушкой, стала минная танкетка-транспортер «Боргвард», оказавшаяся в тот момент на немецком среднем танке-носителе. Примитивные «боевые роботы» «Боргвард» использовались фашистами для разминирования объектов или подрывов дотов. Так или иначе, начиненная большим объемом взрывчатки танкетка сдетонировала от прямого попадания снаряда, спровоцировав также подрыв боекомплекта самого танка. Вся эта объятая пламенем груда металла, взлетев на воздух, обрушилась на стоявшую по соседству тяжелую самоходную артиллерийскую установку «Фердинанд». Результат: одним снарядом было безвозвратно уничтожено три боевых машины противника.
Другой случай подобного везения в боевых условиях произошел еще в начале войны, когда пошедший было в наступление советский тяжелый «КВ-1» встал прямо посреди поля боя недалеко от немецких позиций: заглох мотор. Такое иногда случалось: наши экипажи не всегда успевали хорошо освоить материальную часть вверенной им новой военной техники. Не хватало знаний, времени и, соответственно, опыта. Потеряв ход и управление, танкисты решили дать последний бой, открыв по фашистам огонь из орудия и пулеметов. Но вскоре у них закончились боеприпасы.
Сообразив, что красноармейцы попали в ловушку и деваться им некуда, немцы предложили экипажу сдаться. Наши танкисты ответили категорическим отказом. Подойдя вплотную к неопасному уже тяжелому танку, гитлеровцы, в свою очередь, восхищались чудом русской техники, нахваливая и постукивая по всем частям брони. При этом лезть на рожон, пытаясь вскрыть люк, они, конечно же, не желали. Уничтожать «КВ-1» тоже никто не собирался: фашисты, наоборот, всякий раз старались по мере возможности пополнить коллекцию трофеев вермахта очередной новинкой или просто хорошо сохранившимся экземпляром техники противника.
Словом, нацисты решили транспортировать «КВ-1» на свои позиции, подцепив к нему тросами два своих легких «Панцеркампфвагена» («Т-2»). Взревели моторы, поднатужились фрикционы… И тут (о чудо!) произошло непредвиденное. Оказывается своими усилиями немецкие танки завели наш «КВ-1». А дальше все уже было делом техники: получив от врага такую своевременную помощь, механик-водитель включил заднюю передачу и газанул как следует. Ну что такое два немецких 9-тонных «мухаря» против почти 50-тонного советского гиганта!
Тяжеловес как две игрушки потянул вражескую технику в сторону уже своих позиций. Фашистским экипажам оставалось только в панике быстро покинуть свои машины и ретироваться. Таким образом, потенциальная жертва сама обзавелась неплохой партией трофеев.
Чудесное везение
Во время Новороссийско-Майкопской наступательной операции был сбит самолет Николая Аверкина. «Приземляться» летчику пришлось на свинцовые волны Черного моря, тогда уже на такие теплые, как в те дни, с которыми у нас всегда ассоциируется этот солнечный край, потому что шла зима 1943 года. Да и никаких подручных средств борьбы ни с волнами, ни с ветром, ни с холодом у сбитого летчика не оказалось. Даже по штату это не было положено, так как летная часть Николая не относилась к морской авиации.
Окунувшись в студеные волны, пилот ощутил на себе весь ужас своего незавидного положения: барахтаться ему в ледяной воде предстояло совсем недолго, если бы только не произошло чуда… И оно произошло! Борясь с ветром и холодными волнами, он вдруг увидел всплывающую в нескольких метрах от себя подводную лодку. Еще оставалась опасность, что это окажется вражеская субмарина, что порой случалось: «доблестные волки» кригсмарине иногда не брезговали выискивать и подбирать (брать в плен) моряков и летчиков противника. Но тут Николай услышал такую желанную русскую речь: «Хорош там купаться, лови конец!». Поймав спасательный круг, он быстро добрался до лодки. И уже через несколько минут, поднявшись на борт советской субмарины, был окончательно спасен.
Трудно представить, что такое могло произойти в Черном море посреди бела дня (а это было именно так). Ведь в 1943 году вражеские войска все еще царили на суше и на море: на воде безраздельно господствовали немецкие корабли и подводные лодки, а в воздухе — люфтваффе. Все, что появлялось на поверхности, просто топилось. Поэтому советские подводники вели себя тише воды и ниже травы. Если наши субмарины и всплывали для зарядки аккумуляторов, то лишь по ночам и вдалеке от родных берегов. То, что произошло в случае с Николаем, было чистой воды случайностью: лодка просто вынуждена была произвести аварийное всплытие. И ведь надо было такому случиться — именно в то время и в том месте, где, казалось бы, уже прощался с жизнью Николай Аверкин.
Но судьба, видимо, была благосклонна к советскому летчику
Хранила она и красноармейца Дмитрия Пальчикова, водителя «Студебеккера». Во время битвы под Москвой он на своем ленд-лизовском грузовике наскочил на противотанковую мину. В тот раз Дмитрий Григорьевич подвозил бойцов к передовой линии, кроме того сам «Студебеккер» был использован в качестве тягача к тяжелому орудию. После подрыва ни от сидящих в кузове красноармейцев, ни от орудия, ни от самого грузовика ничего не осталось. Кабину, в которой сидел Дмитрий, оторвало и отбросило далеко вперед, а сам он… отделался легкими царапинами. Проблема заключалась в том, что на дворе стоял жуткий мороз, а всем, кто управлял техникой (неважно какой — танками, грузовиками, тягачами) запрещено было оставлять ее до прибытия своих.
Спас ангел-хранитель
Известны даже случаи, когда нашим танкистам приходилось часами находиться рядом со своим подбитым в бою танком (сидя, скажем, где-нибудь поблизости в воронке от снаряда), пока на поле боя не прибывала «техничка» (ремонтная служба). Так вот Дмитрию и в этот раз повезло: две с половиной недели (!) ему пришлось дежурить рядом с остатками грузовика. Он жег костер, спал лишь урывками, но не покинул своего поста. Спастись от лютого мороза ему помогли проезжавшие и проходившие мимо красноармейцы, подкармливая и подбадривая бойца. В результате, он остался жив, ничего не отморозил и не заболел. В таких случаях люди говорят: спас ангел-хранитель.
Война, как известно, привела к тому, что миллионы людей оказались на огромной территории оторванными от своих семей. Найти в таких условиях своих близких тоже было настоящим везением. Бывало так, что у солдата, воюющего на фронте, терялась связь с женой и детьми только потому, что эшелон, в котором они отправлялись в эвакуацию, оказывался разбомбленным прямо во время движения. Представьте, что при этом бойца переводили в другую часть, и семья, с другой стороны, окончательно теряла ниточку переписки. В таких случаях могло помочь только чудо.
Часто на фронт приходили безымянные посылки, названные, например: «Самому храброму бойцу». Пришла одна из таких в конце 1944 года и в один из артиллерийских полков. Посовещавшись, бойцы решили отдать ее своему товарищу Григорию Турянчику, не раз в бою подтверждавшему столь высокое звание. Родные его были эвакуированы из блокады, когда сам боец тяжелораненный лежал в госпитале. С тех пор он ничего о них не слышал. Получив посылку, Григорий распечатал ее и первым делом увидел лежащее поверх гостинцев письмо, в котором ему передавался привет из тыла. А в конце письма он прочел: «Дорогой боец, если есть такая возможность, напиши, не встречал ли ты где-нибудь на передовой моего мужа Григория Турянчика. С глубоким уважением, его жена Елена».
Ссылка

С вилами на немцев. Правда о советском вооружении

Среди массы людей до сих достаточно распространён миф о том, что в первые недели и даже в первые месяцы войны советский солдат сражался с фашистским захватчиком чуть ли не одними вилами, камнями и дубинами. Сегодня в очередной раз хочется развеять миф и рассказать правду о грозном оружии Красной армии.

Первый советский пистолет-пулемет системы Дегтярева ППД был принят на вооружение в 1934 году с коробчатым магазином на 25 патронов. Однако он выпускался в небольших количествах, а само оружие недооценивалось вплоть до советско-финской войны, после которой производство ППД было возобновлено, но с диском на 71 патрон. Следовательно, утверждение на счёт вил уже не достоверно, как минимум.

Модернизированный пистолет-пулемет Дегтярева получил наименование «7,62-мм пистолет-пулемет системы Дегтярева»
Ещё 21 декабря 1940 года на вооружение был принят ППШ-41, ставший самым массовым автоматическим оружием Второй мировой войны и одним из символов Великой Победы. Однако его массовое производство началось уже во время Великой Отечественной войны, а именно в конце августа 1941 года, спустя два месяца после начала войны. Вероятнее всего, что первый раз на фронте это оружие появится, лишь после парада 7 ноября, где ППШ впервые были запечатлены на кинохронике.
--
21 декабря 1940 года пистолет-пулемет Шпагина ППШ-41 был принят на вооружение РККА
Так же не стоит забывать, что незадолго до начала Великой Отечественной войны на вооружение Красной Армии стал поступать станковый пулемет систем Дегтярева (ДС-39), пришедший на смену пулемету системы Максима. Это оружие отличалось очень жесткой работой автоматики и для него требовались патроны не с латунной, а стальной гильзой. Первое время Красная армия воевала именно ДС-39.

Ремонт советского 7,62-мм станкового пулемета ДС-39
В предвоенные годы в СССР большое внимание уделялось перевооружению армии самозарядными винтовками системы Токарева (СВТ-40). Всего к июню 1941 года было выпущено около 1,5 миллиона изделий, и Красная Армия была самой оснащенной самозарядными винтовками армией в мире.

Солдат с СВТ-40 в окопах под Москвой. Ноябрь 1941
Так же к моменту начала Великой отечественной войны на вооружении советской армии состояли и другие, более простое стрелковое оружие, оставшееся ещё со времён конфликта на КВЖД в 1929 и первых столкновений с японской армией в 1938 году. К такому оружию относятся автоматические винтовки Симонова образца 1936 года «АВС-36» и ручной пулемет системы Дегтярева «ДП-27». И это только виды советского автоматического оружия, разнообразие которого пополнялось новыми разработками инженеров на протяжении всей войны. С этим оружием они сражались за родину,  этим оружием они победили.
Ссылка